in peace - vigilance, in war - victory, in death - sacrifice!
Кен, красивый, добрый мальчик, в свете последних событий предложил мне жить у него и делить всю квартплату пополам. и я серьезно думаю согласиться. хотя я буду скучать по своему царству. мои проблемы - это только мои проблемы. хватит уже. вставай. помогать никто не будет. сам.
а еще я терпеть не могу советы. особенно от тех, кто не понимает,против чего я стою.
in peace - vigilance, in war - victory, in death - sacrifice!
Далеко-далеко, там, где не летают птицы и не ходят звери, где ветра поют песни, о которых Земля уже не помнит, и дожди идут с небес, задевая звезды, там, где горы держат небосводы, а трава под ногами стальная, там, далеко, за чертой живого и неживого, лежит мальчик. Его окутывает ласковая, нежная колыбель из снега, и ледовые колокольчики звенят, охраняя его, и ветры нашептывают ему сказки, и мальчику не бывает холодно, и он улыбается чуть заметно - белый, мраморный, неживой. Мальчик спит уже очень, очень долго, и вряд ли он когда-нибудь проснется. Он ждет, когда исполнится Обещание, что дал ему, уходя, его Воин.
На Другом Краю Света стонут небеса, и молнии встречаются с землей, и крошат ее в мелкую пыль, и ветры рычат, набрасываясь со всех сторон, и хлещет град, словно тысяча злых, острых слов. Но Воин идет, согнувшись, прикрыв глаза рукой, а упав - встает, не давая себе времени на отдых. Закрыв глаза, можно потерять цель из виду, подумав, что это конец, можно в него оступиться. Воин дал Обещание, переросшее в Клятву, и там, далеко, где поют ветры, качая ледяные колокольчики, его ждет Спящий Мальчик И Воин встает, покачиваясь от боли и усталости, и снова делает шаг, мечтая только о том, чтобы вновь оказаться в ласковых и нежных руках, закрыть глаза и перевязать ножны ремешком.
Говорят, до сих пор спит Снежный Мальчик, и ждет Воина, а Воин, далеко-далеко, борется с молниями и пылью, а Мальчику снятся поля красных маков и золотых одуванчиков, и весеннее небо мира людей, и реки, звенящие, как его ледяные колокольчики, и зеленый лес, шумящий кронами. И Мальчик улыбается во сне, и улыбается Воин, вновь поднимающийся с земли. Говорят, они когда-нибудь встретятся.
in peace - vigilance, in war - victory, in death - sacrifice!
нет, сегодня явно что-то не то в воздухе разлито. сегодня на улице со мной постоянно здороваются, улыбаются, говорят странные, но забавные вещи и предлагают помочь. и это не считая утра и метро. МИРОЗДАНИЕ, ЧО ЗА ФИНТЫ?! у меня душонка ранимая, ты осторожней!
1. говорить мне, какая я красивая/умная/и вообще няшка. в шутку - да. на полном серьезе - избавьте меня от этого, пожалуйста. я очень сильно некрасивая, я очень сильно глупая и я очень сильно тугая. я не начну думать по-другому от бессмысленной лести, мне все это неприятно, я ненавижу себя, и ваши фразы делают мне очешуительный харт. правда куда лучше вранья.
2. говорить мне, какой я охуенный писатель. писать, что вам нравится написанное - о, мне это очень приятно. что вы ждете продолжения - спасибо, постараюсь работать больше. но говорить мне, что я - охуенно пишу, что я бог метафор, я там, не знаю, могу потеснить Толстого - ну хватит, а? я дерьмовый писатель, это факт. пейсатель. если вам хочется посмотреть на правду крутых Авторов и на правда крутые Произведения - я вам в личку с удовольствием понаскидываю ссылок. а заливать дифирамбы о несуществующем... ну вам самим-то не лень?
3. обсуждать со мной мое имя. если вы его не знаете - заебись. если вы его знаете - забудьте его. все равно его скоро не станет, я надеюсь.
in peace - vigilance, in war - victory, in death - sacrifice!
убивать, расстреливать, разрубать, КРОВИЩААА, ыгыгыгы! мяса получилось меньше, чем я хотела, НУ ЭТО ЖЕ Я, дофига последовательная женщика.
написанное ниже отправляется точным ударом в копилку посвящения hello Prince~. поняшек, единорожков и не вздумай заболеть там!
Вообще Банг Енгуку отлично одному.Вообще Банг Енгуку отлично одному. Нет, правда. То есть, конечно, все твердят, что это опасно и всякое такое, что его разорвут такими темпами, что он безрассудный кретин, но Енгуку как-то до фени. Он справится со всем один – и это факт. Енгуку не нужны напарники – ему легче и удобней одному. Напарники шумят, напарники оказываются на линии огня, напарников кусают на первом же задании и приходится дырявить им голову со спины, тупым слюнявым бабам, твердящим, что они поправятся, вот только до штаба доберемся. Енгук дергает затвор пистолета и морщится – господь милосердный, кто теперь ответственен за набор рекрутов? Им вообще объясняют, чем они будут заниматься? Они вообще понимают, на что идут, когда записываются в ряды добровольцев? Енгук фыркает и на пробу прицеливается в стену. За окном тридцать четвертого сектора – ночь, и завтра с утра у него выезд на пятьдесят второй километр, в красную зону. У него одного. Банг Енгук – член отряда Зачистки, и Банг Енгуку не нужны напарники.
Это только в фильмах зомби умирают, когда какая-нибудь бравая выжившая девушка и ее подружка направо и налево машут арматурой. Это только в фильмах эти самые девочки убегают и спасаются, а потом находят вакцину и все сразу становится хорошо. Это только в фильмах зомби вылечиваются или, в конце концов, исчезают с лица Земли, а супер-крутые, выжившие жители городов, все в крови и гнили, выходят из своих убежищ. Это только в фильмах так. Енгук резко разворачивается, засовывает ствол пистолета в раскрытую пасть полусгнившего уборщика кофейни и нажимает на курок. Серые, склизкие ошметки мозга разлетаются по стене веером, черная от разложения кровь льется на пол, а труп падает и затихает, наконец, как и положено трупу. Енгук вытирает кровь об одежду зомби – он не брезгливый – а потом оглядывается. Этот этаж зачищен, еще два, и можно будет пускать сигнальную, что торговый центр теперь чистый. В идеале, конечно, еще бы зачистить кофейню рядом, но он и так перевыполнил сегодня план на целую улицу, проверив каждый дом, благо, все были невысокие пятиэтажки. Мир оказался куда слаженней перед лицом опасности, чем его рисовали в фильмах и книгах. Объединившиеся для борьбы с ожившими мертвецами главы государств сложили значительные средства в создание и снаряжение отряда Зачистки – элитного подразделения бойцов, занимающихся очищением зараженных городов от носителей инфекции. Банг Енгук пришел в рекруты потому, что ему надоело жить. Как и многие другие, такие же молодые парни с голодными, волчьими глазами и скучающе-расслабленными плечами – а теперь он работает один, отмахивается от напарников и ждет того дня, когда окажется слишком рассеян или медлителен – и все закончится. Банг Енгуку не страшно умирать. Банг Енгуку страшнее жить - так, как он живет сейчас.
- Тридцать шестой сектор закрыт, - говорит ему с порога парень, проходя вовнутрь так бодро и быстро, что Енгук не успевает опомниться. - И будет закрыт еще пару недель. Но не волнуйся я много места не занимаю. - Э? - говорит Енгук, разглядывая парня округлившимися глазами. - Ну, я говорю, могу и на полу поспать, не проблема. Меня предупредили, что тут мало места в личных комнатах, но не страшно, не волнуйся, я аккуратный, не напортачу, - парень скидывает две спортивные сумки на пол, потягивается и стаскивает черный свитер, под которым оказывается майка-алкоголичка типичного цвета хаки - у Енгука такая же. Он бодро раскидывает свои вещи, достает и с крайней осторожностью ставит на подставку две своих катаны, бодро забрасывает сумки на шкаф и идет на кухню. - Есть что пожрать? Енгук отмирает, запирает дверь и несется вслед за ним: - Пацан, ты кто вообще, твою мать?! - Не ори, лось, - морщится шатен, подвязывая свои длинные, девчачьи волосы резинкой. - Я твой новый напарник. - Блять, - выдыхает Енгук и уходит к себе в комнату, хлопнув дверью.
Джехё - так зовут эту длинноногую модель - действительно ведет себя аккуратно, тихо и не мешается. Енгук расслабляется - он не ноет, не несет тупых философских разговоров, не орет, не паникует, а слушает музыку, вставив наушники в ноутбук, и играет в третью часть Dragon Age, сосредоточенно думая над ответами сопартийцам. - А я Mass Effect люблю, - говорит Гук и затыкается, поражаясь сам себе. Джехё мимолетно улыбается ему, но не отвечает, потому что на экране начинается очередная потасовка с храмовниками. Енгук переворачивается на спину и закрывает глаза. Может, не все так плохо. Ну а если что - дольше недели новенькие не выдерживают.
Им назначают зачистку многоэтажки через день, и Енгук долго хмурится, когда Джехё извиняюще разводит руками. - Мой старый мотоцикл... разбился. Я не успел выписать себе новый, но сегодня же вечером сделаю это. Если хочешь, я доберусь служебкой. - Тащится два дня на собаках будешь, - злится Енгук. - Садись давай. Шлем не получишь. Джехё легко пожимает плечами, соглашаясь, и вспархивает сзади, оставляя впереди достаточно место для водителя. Енгук пинает его длинные ноги, заставляя упереться в трубы, потом садится сам, чувствуя сзади тепло, заводит мотоцикл и дает газу. Они пересекают огороженную линию Центра, предъявляя пропуски, а потом выезжают за натянутую проволоку. Енгук жмет на газ, разгоняясь, а Джехё придерживается легко за его плечи, отклоняясь назад под тяжестью двух катан за его спиной. Енгук фыркает в шлеме и внизу зеркального забрала появляется маленькое запотевшее пятнышко. Обычно члены отряда Зачистки косят зомби типичным огнестрельным оружием, но нет, находятся же выпендрежники типа этого красавчика, которых просто-таки не корми, дай покрасоваться с подобной экзотикой. Подумаешь, думает Енгук, подумаешь, так ты быстрее сдохнешь, неудачник. Многоэтажка возвышается над микрорайоном черным, указующим перстом, обличительно тыкающим в небо. Енгук сбавляет газ у пропускного пункта, где стоят мрачные ребята, день и ночь патрулирующие границу из нескольких натянутых высоких проволочных заборов. Их быстро проверяют, сканируют пропуска, пробивают в базе данных и выпускают в зараженную часть города. Енгук паркует мотоцикл у входа и слезает, на ходу расстегивая шлем. Джехё спрыгивает беззвучно и не менее беззвучно отбегает в сторону, тут же проверяя два угла, из-за которых в любой момент могут появится незваные гости. Енгук ухмыляется, приятно удивленный грацией парня, а тот складывает колечко из большого и указательного пальца - все чисто. Ладно, ухмыляется ему Енгук, поглядим, что ты умеешь. Если Джехё вдруг умеет читать мысли, то тогда понятно, почему он так улыбается в ответ.
Джехё, оказывается, умеет. Не просто умеет, а очень сильно умеет, и Енгук ловит себя на мысли, что даже отвлекается, задумавшись и заглядевшись на своего напарника. Джехё - прыткий и быстрый, и очень гибкий, и даже оказавшись на линии огня Енгука, он ничуть не мешает, он уклоняется ото всех пуль, а иногда Енгуку кажется, что он меняет ему угол выстрела, дырявя черепа абсолютно другим зомби, не тем, в которых Енгук целился. Енгуку даже нравится, как Джехё легко делает сальто назад, уходя от столкновения, как он изящно отмахивается от ходячих мертвецов, и те падают на землю, заливая все вокруг черной кровью, ему даже нравится, как Джехё красиво встает, приземлившись на согнутые, после того, как разрубил чуть ли не на четыре части особо ретивого парня в костюме бейсбольной команды. Джехё вытирает лоб, не сняв кожаную перчатку, и на его коже остается развод бурой крови, и он становится похож на какое-то древнее азиатское божество в ритуальной раскраске, потому что резинка с его волос свалилась, и мягкие каштановые волны слиплись от пота и грязи. Енгук смотрит на него долгим взглядом, а потом закидывает автомат на плечо. - Еще три этажа, - говорит он и не узнает своего хриплого голоса, а длинноногая модель-убийца улыбается в ответ криво и сжимает ручки окровавленных катан.
Они стоят на крыше и смотрят как внизу, за проволочной сеткой, которую они натянули до того, как начать зачистку здания, бродят ходячие мертвецы, бессмысленно тыкаются лбами в преграду и бредут дальше. Енгук прикуривает, прищурившись, глядя на заволоченное облаками небо, а Джехё болтает ногами над пустотой, чуть сгорбившись, и у Енгука впервые нет желания спихнуть напарника сапогом в пропасть. - Не ранен? - спрашивает он, втайне даже надеясь на положительный ответ. Джехё качает головой и стаскивает перчатки. Енгук смотрит на его длинные, тонкие пальцы и думает не совсем о том, о чем стоило бы. А потом Джехё встает, потягивается и запускает в небо красную сигнальную ракету. Беззвучный фейерверк расцветает над черными, пустыми домами и заваленными мусором улицами, и Банг выбрасывает щелчком недокуренную сигарету, разворачивается и идет к выходу с крыши. Джехё стоит на краю здания и какое-то время еще смотрит наверх, покачиваясь, и на секунду кажется, что он сейчас закроет глаза и откинется назад... Но парень мотает головой и спрыгивает с бордюра и не торопясь следует за напарником.
Проходят полторы недели и Енгук понимает, что в его душе сгладились любые вопросы и посылы касательно Джехё. Засыпать стало привычней с мертвенно-белым светом ноутбука Джехё, просыпаться - под шум воды из душа. Джехё спит очень мало, ложится позже, встает раньше, работает на износ и в ту пару-тройку выходных, которые получаются между заданиями, он спит до обеда, а то и позже, и Енгук никогда не будит его, и ловит себя на мысли, что старается вести себя тише, а один раз даже накрывает его вторым одеялом и дает себе мысленный подзатыльник. Кажется, это финиш. Он с кем-то подружился. Нет, конечно, дружба весьма своеобразна. Джехё по-прежнему называет его лосем и ни в какую не берет на себя обязанности готовки, а Енгук любит поорать на него, мастерски приплетая в метафоры обзывалок его длинные волосы и тонкие ноги, на что Джехё всегда бесится. Любое сравнение с девушкой вообще делает Джехё чуть ли не неадекватным, а Енгук ловит себя на мысли, что ему нравится злой Джехё, и его нахмуренные темные брови, и сверкающие бешенством глаза. Он такой же, когда без брезгливости засовывает катану в самые кишки развороченного трупа или разрубает этот самый труп пополам, а потом идет вперед и под его ботинками отвратительно чавкают гнилые легкие, почки и сердца. Джехё ужасно красивый, когда танцует посреди рычащих и стонущих мертвяков со своими двумя мечами, а Енгука уже даже не злит ни "экзотика", ни то, с какой любовью он их полирует, воняя химикатами дома. Не через какие "две недели" Джехё не отправляется жить в свой тридцать шестой сектор, который наверняка уже открыли, а Енгук не поднимает эту тему. Они привыкают друг к другу, Енгук расслабляется, позволяет себе легкомысленно не проверять тыл кое-где, потому что знает, что его прикрывает Джехё. И сам он всегда следит, чтобы никто не подходил к шатену сзади. И задавая привычный вопрос про ранения, Енгук ловит себя на мысли, что хочет услышать в ответ привычное "все в порядке". Ему вдруг становится страшно снова остаться одному.
А вообще, Енгук ловит себя на ужасных и дико крамольных мыслях. Особенно мысли разгуливаются по вечерам, когда бесстыжая модель шастает по крошечной квартирке в одних боксерах, не стараясь даже голову после душа вытереть, и капельки воды на его плечах сверкают в свете тусклых ламп - электричество тут особенно не тратят. Енгук смотрит на его тонкие, почти безволосые ноги, и сильные, но изящные руки и думает, что у него просто сто лет уже бабы не было, а длинноногая принцесска себе косы поотрастила, вот Енгук теперь и страдает. Похуй, зло думает Енгук, перебешусь.
Третий этаж гостиницы становится для Енгука седьмым кругом Ада. Они чистят узкий коридор между номерами спиной к спине, и Енгук простреливает голову последнему, когда-то чернокожему постояльцу, для которого отдых, как и жизнь, закончились в одно мгновение, когда слышит сзади вскрик. Он поворачивается немедленно, весь холодея, и даже ничего понять не успевает - Джехё прижимает зомби спиной к стене и втыкает ему катану в глаз, а Енгук тут же спускает курок дважды, точными выстрелами укладывая двух уборщиц, у одной из которых рука болтается на двух сухожилиях. - Джехё?! - подлетает к нему Енгук и чувствует, как внутри все обрывается. Джехё смотрит на него огромными от ужаса глазами, прижимая руку к месту, где шея переходит в плечо, и между его пальцами густо течет красная, теплая кровь. И Енгук отшатывается от него, и смотрит сначала на руку, потом на шатена, потом снова на его руку и никак не может связать это все вместе, пока Джехё вдруг не бросается вперед, не вырывает у него пистолет и не приставляет к виску. - Джехё!! - снова дергается Енгук, но тот отступает от него на дрожащих ногах. - Понятия не имею, как это делать, но вроде, надо просто на курок нажать, да? - у Джехё в голосе пустота, смешанная с истерикой, насколько такое вообще бывает. - Там есть пули? - Джехё, прекрати!! - кричит Енгук, а сам думает, что это как раз - единственный выход, Джехё не будет больно, Джехё умрет красивым, живым, а не разлагающимся мертвецом, которому очень надо оторвать от Енгука кусок. - Не подходи! - чуть ни плачет Джехё. - Не подходи, я не знаю, как это происходит, каждый раз по-разному, я могу тебя... Я... - Джехё, все будет хорошо, - Енгук кидает пистолет на пол и выставляет руки в жесте "сдаюсь". - Дай я только посмотрю, вдруг там ничего страшного, и мы обработаем раствором, конечно, у тебя будет шрам от химии, но если там... Ну же, Дже, иди ко мне, не бойся, я только посмотрю... - Какое нахер "ничего страшного"!! - кричит Джехё, заливаясь слезами. - Он меня до артерии прокусил, я теперь... Я стану... Джехё оседает на пол и в нем нет ни капли от божества, от красивого и сильного, и неуязвимого парня с двумя катанами, он весь как-то уменьшается на глазах, а Енгук думает, что, Господи, да сколько тебе лет-то, да тебе за двадцатник, небось, недавно только перевалило, как ты вообще оказался тут, такой тоненький и красивый. И он делает к нему шаг, мечтая обнять, убаюкать и успокоить, но Джехё резко вскидывает голову - и на губах у него горькая улыбка. - Прости, - шепчет он беззвучно, а потом тишину коридора прорезает выстрел и на стене рядом с Джехё расцветает кровавый цветок из брызг.
Енгук вскакивает с кровати, путается в простыне и грохается на пол, приходя в себя только от боли. Майка прилипает к спине, сердце колотится где-то в горле, срочно хочется что-нибудь разбить, прострелить, поорать, но еще больше хочется обнять Джехё, переиграть, отобрать пистолет, не пустить его на задание в этот день вообще... - Банг, Банг, эй! - у Джехё хриплый со сна голос, он трясет Енгука за плечи, стараясь заглянуть ему в глаза. - Эй, тебе плохо?! Что случилось, Енгук, эй! Енгук ошалело смотрит на него - живого, живого, черт возьми! - потом притягивает к себе, ничего не соображая, и валит на пол, вцепляясь в его губы чуть ли не зубами. Обнять, конечно, было бы более логично, но у Енгука что-то куда-то сдвинулось, и страх распирает изнутри, словно гелий - воздушный шарик. Джехё теплый, сонный, но руками по спине колотит со всей силы, а Енгук держит его крепко, постепенно становясь все более нежным, почти невесомым, и Джехё сдается. - Ты совсем охерел, тупой лось? - интересуется Джехё шепотом, ему в губы, а Енгук молча утыкается ему в плечо лбом, не обращая внимания на сквозняк по полу, на холодную и мокрую спину, на тиканье часов, показывающих подъем через четыре часа, и его колотит совсем не от холода. Джехё вдруг ласково проводит рукой по его спине, а потом еще раз и еще, и Енгук окончательно успокаивается. Просто сон, просто сон, твердит он себе, и Джехё над ухом дышит размеренно, а потом поворачивает голову и снова прикасается к его щеке губами, и ползет мокрой дорожкой вверх, к уху. Енгук слабо стонет, понимая, что столько впечатлений за день - это слишком. Джехё горячий, и почти перетекает в его руках, и Енгуку сносит крышу от того, какой он гибкий, и как от него пахнет, и эти длинные волосы - ооо, эти длинные волосы, которые можно сжимать в кулаке, направляя его голову и язык под другим углом. Джехё не сексом занимается - танцует, у него точно такие же глаза, когда он изящно переворачивает в воздухе катану, разрубая очередного мертвеца пополам, и Енгук хрипло рычит, кусая его плечо. У Джехё мелодичный голос, и стоны мелодичные, и в пояснице он прогибается просто чудовищно крышесносибельно, и пожалел бы он бедного Енгука, так нет же! Енгук смотрит, как он комкает в пальцах простыню и закатывает глаза и понимает, что это, блять, какая-то вообще ну очень странная дружба у них получилось, и без напарников все-таки было лучше... А потом Джехё привстает на локтях и целует его глубоко, мокро, языком трогая чужой язык, и Енгук думает, что без напарников очень хорошо, но без Джехё - вообще никак.
- Первое утро, в которое ты не орешь, что я нахлебник и не занимаюсь готовкой, - смеется Джехё, потягивая чай из алюминиевой кружки, а Енгук молчит, улыбаясь, помешивая кофе в турке. - Нет, серьезно, Енгук, я просто... Я готовить вообще не умею, - Енгук смеется, оглядываясь, а Джехё насупленно дует губы. - Подумаешь! - добавляет он обиженно. - Готовка - бабье дело, вот. - Принцессам и не нужно это уметь. Их верные лоси всегда спасут их из лап голодной смерти, - улыбается Енгук, переливая кофе в свою кружку, стоящую на столе, а Джехё давится чаем: - Как ты меня назвал?! - Принцесса-убийца, - усмехается Енгук, наклоняясь к нему и прижимая его к обшарпанной стене. - Скажешь, нет? - Тупой лось, - выдыхает Джехё с улыбкой.
Про тридцать шестой сектор они забывают навсегда, мотоцикл так и не выписывают, а на заданиях Енгук всегда следит за Джехё и за его спиной, потому что знает, что легче будет пристрелиться самому, чем направить дуло пистолета ему в лоб.