Асфальт мокрый и шершавый, отдает по вкусу второсортной бумагой. С неба моросит что-то настолько мелкое, что Тэмину кажется, будто он бредет через ватное одеяло влажной пыли, которое кусками рвется и оседает на нем. Сизые, грязно-серые облака налились ночной темнотой и прохладой, фонари цепочками дублируются на земле, разливая вокруг сияющий ореол блесток с крылышков Тинкер Белл. Снег громоздится по обочинам дороге грязными мусорными кучами.
В Сеуле дождливая зимняя ночь.
Тэмин бредет, автоматически переставляя ноги, даже не замечая сигналящих ему машин. Он чудом не сваливается с бардюра уже минут пять, шагая вперед по обочине шоссе, вперивши стеклянные глаза в одну точку.
Тэлли повезло. Ее достали из реки почти сразу - через какой-то недо-час; подвыпившая компания, проходящая мимо, заметив в Хангане инородный предмет, сразу вызвала полицию. Так что она не успела приобрести цвет расслаивающейся размокшей бумаги, даже не сильно изменилась в росте и обхвате, или может Тэмину просто показалось.
В морге дальше лица не открывают.
Их вызвали на опознание как близких людей. Тэмин только сейчас задумался, чего Джонг не поехал - они-то знакомы гораздо дольше. Но лид-вокалист только отводил разом потемневшие глаза и ничего не говорил, и как итог, первого января в час, когда люди только засыпают после встречи Нового Года, Тэмин и Джинки стояли в помещении морга, дрожа от холода, усталости и безысходности. Джинки, серый, как ноябрьская лужа на дороге, покачивался из стороны в сторону, сжимая кулаки до светло-красных струек крови на пол. Тэмин не шевелился и, кажется, вообще не дышал. Он отсутствовал, он не хотел тут быть. Он даже не особо понимал, зачем его сюда притащили.
Она все равно была красивая. И хрупенькая - маленький силуэт под простыней, Тэмин мог с закрытыми глазами рассказать, где у нее родинки, какие смешные пальчики на ногах и дурацкие торчащие локти, и показать бы смог, не глядя, прекрасно зная, как сильно нужно пригнуться, чтобы дотянуться до туда, или до туда...
Волосы у нее были в сотню раз белее цвета ламп и простыней, под истончившимися веками проглядывала болотная каемочка вокруг зеленого глаза. Пушистые черные ресницы бросали причудливые тени на ее скулы, а тоненькие ключицы так прекрасно изгибались, что Тэмин даже провел по ним пальцам, желая удостовериться, что они настоящие, под кожей, а не из мрамора, например.
Оказались из мрамора. Она была жесткой и ледяной, каменной просто, настоящей надгробной статуей для молоденькой принцессы, умершей от яда в бокале.
Он никак не мог понять, почему Джинки говорит "да", говорит "она", говорит "не надо кремировать", говорит "позвоню родным". Тэмин не понимает, какие бумаги он там подписывает и забирает, он смотрит на ее бледные губы и ямочку на шее, на которой виднеется темная полосочка от цепочки. Он смотрит на клубок красных, тусклых ниток у нее внутри, свернувшихся сброшенной чешуей змеи на ее костях и венах и лихорадочно соображает, куда подевался рубец от серпа.
- Идем, - тянет его Онью, а Тэмин не понимает, почему он не будит и не уводит Тэлли с собой - она что, в другом месте поспать не может?
Но как только он переступает порог комнаты, на него наваливается черная и тяжелая, как само Небо, темнота. У самой земли его подхватывают ледяные и дрожащие от усталости руки Джинки.