in peace - vigilance, in war - victory, in death - sacrifice!
my favorite BangHyo, university-AU,
драббл за час.
я уже придумала вторую часть :Р
Ан Джехё ненавидит потоковые лекции.Ан Джехё ненавидит потоковые лекции.
Ну, то есть, как сказать - ненавидит. Они бесят его лютой злостью, но на деле Ан Джехё сидит где-то посередине уходящей наверх аудитории, где-нибудь ближе к углу, и преспокойненько читает всю лекцию захватывающую книжку о пиратах, отвлекаясь только на тычки Кена и смс Юквона. Сам Юквон бездельничает пару рядами выше вместе с Минхеком, и в обычной ситуации они, наверное, поболтали бы шепотом,
но только не на потоковой лекции.
Потоковая лекция - ад на Земле. Вокруг царит такой ор, что Джехё откровенно не понимает, как люди даже на первых рядах умудряются что-то уловить. Преподаватель сразу ясно дал понять, что посещение свободное, шум не превышает типичного фонового, ему до фени на всех в зале находящихся, но драть на зачете будут строго соответствуя материалу. Джехё на материал пофигу - он проходил курс истории уже три раза и больше не может, хватит. Он уже ненавидит историю.
Больше истории Джехё ненавидит только ор и потоковые лекции, а когда они совмещаются, милый мальчик с каштановыми волосами, завязанными в хвост, хочет убивать.
Но на деле Джехё переворачивает страницу тонкими пальцами и снова углубляется в шуршащие паруса и крики капитана с мостика.
В принципе, пережить потоковый курс лекций можно - они будут идти каких-то девять недель, потом зачет. Джехё решает, что все не так уж и плохо, девчонки с кафедры политологии - дуры и бесят своими айфонами, парни с экономического - матерящиеся снобы, переводческий факультет - это те ребята на первых рядах, но в целом рядом есть Пак Кен, и рядом выше Юквон царапает, пока никто не видит, бедро Минхека и гаденько ухмыляется, и все это можно пережить.
Пока не случается беда.
Беда является на второй неделе и разваливается совсем недалеко от облюбованного уголка Джехё. У беды есть друзья-приспешники, все такие же здоровые и под два метра в холке, от беды разит сигаретным дымом и запахом жженой резины, у беды хриплый голос и раскатистый смех, и беде вообще побоку, что там вокруг происходит. Беда смеривает его оценивающим взглядом и начинается холодная война.
Джехё добавляет капитана баскетбольной команды Банг Енгука в тот же ряд, где стоят потоковые лекции и ор, и спокойно садится на свое место, стараясь не обращать внимания на прыгающую стрелку своего индикатора ярости и опасности.
- А что, - Енгук перегибается к нему и издевательски хмыкает. - У вас на творческом уже различий по половому признаку нет? Или ты просто жутко страшная девочка, а я тут тебя наивно за парня принял?
Джехё скрипит зубами, но между ними вдруг встает Минхек, и Кен рядом маячит, а преподаватель начинает лекцию и Енгук нехотя отклоняется назад.
- Ты б с ним не связывался, - шепчет ему Юквон, перегибаясь сверху. - Это тот еще отморозок. Покалечил какого-то парня с информационного, чуть не задавил девчонок, бухой в налину постоянно, бешеный - жуть.
- Это твое в налину уже приелось, - фырчит рядом Кен, а Юквон высовывает язык озорно.
Джехё хочет ответить, но преподаватель кричит снизу, что старосты должны принести списки присутствующих, и он со вздохом поднимается со своего места.
- Ах ты ж боже ж мой, - доносится ему в спину хриплый, низкий голос с зубодробильным сарказмом. - Наша девочка совсем принцесса своего факультета.
Джехё медленно выдыхает через нос и случайно рвет краешек списка побелевшими пальцами.
С тех пор каждая лекция по истории - не просто ад, а самое его днище. Джехё сам себе до конца не может объяснить причину своей ледяной, всеобъемлющей ненависти к капитану баскетбольной команды, но у них все взаимно, поэтому подобные мелочи перестают беспокоить Джехё уже на третью неделю. Дело ограничивается взаимными подколками, подначками и, на первый взгляд, абсолютно безобидными вещами - никто никого не порывается мордой со столом целовать. Однако у Джехё от бешенства перед глазами иногда круги идут, а Енгук однажды ломает в руке карандаш, и Джехё думает, что, на деле, ему и вправду стоит бы быть поосторожней.
Банг Енгук свернул бы ему шею, если бы они были не в аудитории. По-настоящему бы свернул, так, когда назад уже не выкрутишь.
- Списки присутствующих! - кричит преподаватель, Джехё встает, и слышит в спину привычное:
- Принцессонька, - и хриплый смех.
К девятой неделе ситуация принимает критические обороты, красные поля, кресты и надпись "fatal error". Потому что случается зачет, а на зачет все садятся в соответствии с нехитрой жеребьевкой. Джехё вытаскивает номер "13", оглядывается и у него падает сердце.
Потому что номер четырнадцать буравит его тяжелым, злым взглядом, и эти места - двойные, у стенки.
Джехё сглатывает, на негнущихся ногах поднимается наверх и садится рядом.
Енгук молчит, видя номерок в его ладони, но он явно озабочен сейчас чем-то сильнее "принцессы" рядом.
И Джехё переводит дух, хотя и продолжает сидеть на иголках.
Минхек тревожно поглядывает со своего места, Юквон грызет карандаш, Кен напрягается, но Джехё кивает им и утыкается в изучение своей работы.
Становится тихо.
Джехё увлекается темой колониальной Англии настолько, что даже не замечает взглядов Енгука. До поры, до времени, разумеется, и когда на часах остается сорок минут до конца экзамена, а он, потягиваясь, выпрямляется и толкает плечом чужое, он вздрагивает и замирает, ожидая худшего.
Но Енгук молчит, только отодвигается поспешно, и Джехё замечает, что лист у него девственно чист.
Часы тикают на стене.
Первое чувство - мрачного торжества и осознания собственной блистательности - очень быстро сменяется вторым. Джехё ерзает, сопит, поглядывает то на Енгука, то на преподавателя внизу, и, в итоге, когда очередной наблюдающий на экзамене минует их стол, Джехё быстро меняет их листки и билеты. Глаза у Енгука расширяются, он беспомощно смотрит на "принцессу" с творческого, и сейчас он совсем не страшный и не злой, а какой-то ручной, и Джехё с удивлением думает, что, в общем-то, Енгук даже милый - с этим его маленьким носом и полной нижний губой.
Он поспешно откидывает крамольные мысли и углубляется в историю крестовых походов и массонских орденов.
И совсем не видит странного огонька в глазах Енгука рядом.
- Ты...
Это происходит через три дня, и только сейчас Джехё задумывается - отчего же не раньше.
В мальчишечьем туалете в этом корпусе и во время шестой пары никого нет. Но это обычно. Сегодня здесь обнаруживается Енгук, который незамедлительно хватает Джехё за длинные волосы и вламывает в стену.
- Ты, урод. Ты что мне за акт деятельности матери Терезы развел, а?!
Джехё хрипит в кафель, у него ужасно болит нос и краешек губы, на что Енгук дергает его, оттягивает назад и ударяет снова - о подоконник.
Джехё чувствует соленное и мокрое в носу - вниз срываются багровые точки.
- Ваше Высочество было так любезно, - шипит Енгук. - Какого хера Высочество лезет не в свое дело?! Иди своим женоподобным дружкам жопу лижи, а от меня будь добр отвалить, а то следующего раза не будет - тебя сразу зароют.
Джехё растягивает губы в улыбке, за что незамедлительно получает кулаком в живот. На пальцах у кулака сверкают пара простых, но тяжелых колец, и Джехё сгибается, падая на колени, от невыносимой боли. На белую рубашку и серый кардиган нещадно льет из носа и, кажется, из губы, а Енгук толкает его ногой и хватает за подбородок:
- Не скалься, красавица, а то станет нечем, - Енгук очень злой, очень, настолько, что Джехё покалывает тело от этих волн ненависти, но он смотрит ему в глаза почти без страха.
- Ты бы вылетел к ебеням, - шепчет он. От непривычного в жаргоне старосты "богемного" факультета слова, Енгук даже теряется. - Ты, придурок, числишься отчисляемым, и этот зачет решал твою судьбу. Что, так не терпится слиться в бешеном экстазе с ближайшей кассой быстропита?
Енгук невнятно рычит от бешенства, но Джехё не умолкает, прекрасно зная, что поплатится за это:
- Тебе только орать бы да хребтины ломать, мудак, ты вообще башкой своей не думаешь, хотя можешь. Я уже жалею, что впрягся за тебя, только проебываю время ведь. Пиздуй-ка ты, правда, на улицу работать, может, уму научишься.
Енгук охреневает от потока мата из уст нежной фиалки, от угроз и отсутствия страха, но недолго, и мир вокруг Джехё меркнет уже после третьего удара.
Когда Джехе открывает глаза, вокруг затухает закат. Он полулежит на скамейке университетского парка, и рядом с ним - его сумка, в которую неровно утрамбованы ручки и бумаги, и куртка перекручена так, как будто кто-то запихивал Джехё в нее второпях. Джехё приподнимается и морщится от боли, тело простреливает и ломит, губу саднит, и Джехё чувствует корочку крови из носа.
Перед ним образуется бутылка минералки и Джехё щурится на свет, пытаясь разглядеть своего спасителя.
Спаситель, конечно же, оказывается по совместительству злой мачехой и людоедом. Енгук смотрит на него, но из-за темных очков не разобрать, что за эмоции в его взгляде, и Джехё принимает бутылку из его рук опасливо, словно бомбу с замедленным таймером.
- Приложи, - коротко кидает Енгук, и Джехё слушается его.
Позже он узнает, что Енгук ввалился к ним на пару с истекающим кровью Джехё на плече, пофигистично бросил Юквону, чтобы тот собрал вещи старосты, забрал его куртку и так же молча вышел. Джехё не знает, угорать с этой истории или фейспалмить, и предпочитает третье, но пока он этого не знает, да и думать о чем-то кроме адской боли не получается.
Рядом щелкает зажигалка, Енгук закуривает, глядя на золотое солнце, проглядывающее между деревьями и домами, а Джехё вдыхает сигаретный дым и вдруг с наслаждением думает, что, блять, весна вокруг, птицы орут, детки по лужам скачут, а он так давно не прогуливал пары, и не курил, и...
Когда он протягивает руку за сигаретой, Енгук даже не удивляется, просто отдает ему свою.
Когда Джехё возвращает ее ему назад, на фильтре темнеет полосочка крови. Енгук незаметно касается ее языком и ухмыляется краешком губ.
Они сидят так до самой темноты, а потом Енгук подбрасывает его до дома на своем мотоцикле. Когда его фары скрываются за поворотом, Джехё приваливается спиной к стенке подъезда и сползает вниз. У него на губах - пьяная улыбка и какое-то садистское удовольствие от прошедшего дня.
Они не разговаривают друг с другом месяц, а пересекаясь в коридорах синхронно отводят глаза. С расспросами от Джехё отстают, только Минхек иногда кладет руку на плечо и интересуется, не нужна ли помощь. Джехё ему благодарен и, судя по ощущениям, помощь требуется срочно, но тут помочь не может никто.
Джехё начинает часто прогуливать, сидит по вечерам на качелях, привалившись в холодной балке виском, и слушает в плеере какой-то адовый андерграунд, пока от холода не немеют пальцы.
Джехё начинает отставать по всем предметам, и преподаватели смотрят на него с беспокойством, но Джехё все равно - пока что.
У него по всей груди и до самого горла встает что-то, распирает, и сложно дышать, но дышать надо, поэтому Джехё гуляет по городу, и фотографирует весенние переулки, и лужи, и голубей, и проводит время на набережных, и катается в метро, и бесконечно много думает о вкусе тогдашней сигареты.
Он чувствует себя ужасно странно, и не он один.
Когда они возвращаются в пятницу с лекций домой, Джехё смеется над шуткой Юквона до тех пор, пока перед ними не тормозит черный мотоцикл. Енгук снимает шлем и смотрит в упор, а Джехё молчит, только сжимает ремень сумки через плечо.
- Я подвезу, - наконец говорит Енгук, глядя Джехё в глаза, тот сглатывает, но вдруг делает шаг вперед, даже не успев понять, что именно от творит.
Он привычно усаживает на сидение позади Енгука - сидение чуть покатое, а штаны у него гладкие, поэтому он скатывается ниже, плотно прижимаясь бедрами к бедрам Енгука, и едва успевает проглотить сердце обратно, а то от волнения и смущения оно явно готово выйти через рот.
Минхек дергается, но Джехё показывает ему большой палец и бросает "до встречи в понедельник", а Енгук подает ему шлем.
Мотоцикл срывается с места, Кен растерянно чешет в затылке,
и только все давно понявший Юквон улыбается в кулачок и переплетает свои пальцы с пальцами Минхека.
Они мчатся по вечереющему городу быстро, Джехё успевает поглядеть по сторонам, и ему радостно и легко, и плечи Енгука впереди широкие и до них ужасно хочется дотронуться, но Джехё только сильней сжимает пальцы на сиденье, держась.
То, что творится у него внутри - не иначе как весенний стокгольмский синдром, или, может, просто полярности крутануло. Джехё все еще слабо надеется, что его отпустит через месяцок, но месяц назад он говорил себе все то же самое.
Енгук тормозит у его подъезда, запомнив дорогу с первого, тогдашнего раза, и ставит подножку мотоцикла. Джехё слезает и пытается расстегнуть шлем, но замерзшие, онемевшие пальцы слушаться не хотят, и Енгук приподнимает его подбородок, взявшись за ремешок сам. Когда его дыхание касается шеи Джехё, он чувствует, как его позвоночник продирает тысячей мурашек.
Енгук смотрит на него, словно ожидая ответа на какой-то заданный вопрос, а Джехё никак ничего не может придумать.
- Чаю? - наконец хрипло интересуется он, рассматривая темные пряди лохматых волос капитана баскетбольной команды.
И когда тот медленно, словно взвешивая что-то, кивает, Джехё заканчивает свою мысль про себя:
"...родители все равно на выходные уехали".
Про чай они забывают еще на лестничной клетке - Енгук умеет быть сильным и властным не только в драке, но и зажимая всем своим телом около двери, гладя по ребрам через тонкую ткань рубашки и жарко дыша в шею, словно специально, словно заметив, что трогать шею Джехё - очень плохо.
Очень хорошо. Джехё стонет, уткнувшись лбом в прохладный металл, пытаясь попасть уже противным ключом в замочную скважину. Удается раза с двадцатого, он поворачивает ключ, но вместо того, чтобы войти, Енгук разворачивает его к себе лицом, приподнимает подбородок и прикасается губам к кадыку.
Прекрати, идиот, извращенец, отпусти!
- Соседи увидят, - сбивчиво шепчет Джехё, пока Енгук посасывает хрящик, нашаривает рукой ручку и нажимает на нее.
Они почти падают во мрак коридора, Енгук захлопывает дверь ногой, поворачивает что-то наугад, надеясь угадать с защелкой, а Джехё снова тянет его вниз.
Их первый поцелуй - на коврике в прихожей - они потом вспоминают со смехом, но в тот момент почему-то не улыбался никто. Джехё сходит с ума - уже не тихо, а вполне себе громко, он сбивчиво стонет в рот Енгуку, слизывая с его неба привкус сигарет и ночного города, он жадно дышит носом, и у него идет голова кругом, потому что волосы Енгука пахнут крышесносибельно, каким-то тяжелым парфюмом и бензином, и монохромом мотоцикла.
Енгук гладит его живот под рубашкой, недвусмысленно задирая ее все выше, но Джехё плевать, Джехё не против, Джехё сам вдруг ловит себя на том, что вылизывает аккуратное ухо с небольшим туннелем и получает в ответ тяжелое дыхание и напряженную спину.
- Где у тебя тут спальня? - хрипит Енгук, а когда Джехё мотает подбородком в левую сторону, подхватывает его на руки.
Утро встречает Джехё мятой простыню и приятным саднящим чувством по всему телу. Не комфортно, конечно, но Джехё потягивается с пьяной улыбкой.
Ему искренне жаль соседей, потому что угомонились они, кажется, только в пятом часу утра.
Думать о том, что его ждет, что вообще сейчас будет, насколько больно его изобьют, не хочется - Джехё заводит за голову руки и уютно устраивается на спине, подтянув простыню на голые бедра.
За окном щебечут птицы. Из глубины квартиры раздается звук шумящей воды, а Джехё считает секунды по тиканью на стене.
Раз, два, три...
- Я сварил кофе и сделал блинчики, - гудит у него над ухом. Джехё вздрагивает и разлепляет глаза - он умудрился задремать. Енгук улыбается ему, у него мокрые кончики волос, и вода с них падает Джехё на грудь. Он пахнет пеной для бритья, свежестью и весенним утром, и Джехё понимает, что, кажется, у него не бьется сердце.
А надо бы.
- Хочешь куда-нибудь сходить? - снова интересуется Банг. - Сегодня суббота.
Джехё все еще не может найти слов, и он молчит так долго, что Енгук заметно грустнеет. Он разворачивается, шарит по полу в поисках своих перчаток, цепей и кожаной куртки, потом выходит в коридор.
С Джехё спадает оцепенение, только когда хлопает входная дверь.
Он натягивает джинсы на голое тело и вылетает на лестницу босиком, умудряясь догнать Енгука у лифта.
- Я не люблю кофе, я люблю зеленый чай, - шепчет он, обнимая его со спины. - Давай в парк сходим? Ты умеешь кидать "блинчики" по воде? Научишь?
Енгук медленно разворачивается и Джехё млеет от того, какой он ручной и теплый, и какой он дурацкий и прекрасный с этой улыбкой от уха до уха.
- Умею, - мурлычит Енгук, трогая губами лохматый висок Джехё. - Научу, Ваше Высочество.
Это звучит совсем не издевательски, а тепло, и Джехё думает, что давно уже привык к прозвищу "принцессы", и, вообще, Енгуку можно все.
- Соседи... Я не почистил зубы... - бормочет Джехё, когда Енгук наклоняется к его губам, но в итоге сам и обвивает капитана баскетбольной команды за шею обеими руками.
У него смутное чувство дежа вю, потому что до квартиры его снова доносят на руках. С кухни и вправду пахнет кофе и блинчиками, и Джехё весь замирает от чистого, первозданного счастья в грудной клетке, пока Енгук рядом разувается и вешает свою куртку на крючок.
А потом переплетает их пальцы и тянет его за собой, на кухню.
Конечно, в эту субботу они так никуда и не вышли.
драббл за час.
я уже придумала вторую часть :Р
Ан Джехё ненавидит потоковые лекции.Ан Джехё ненавидит потоковые лекции.
Ну, то есть, как сказать - ненавидит. Они бесят его лютой злостью, но на деле Ан Джехё сидит где-то посередине уходящей наверх аудитории, где-нибудь ближе к углу, и преспокойненько читает всю лекцию захватывающую книжку о пиратах, отвлекаясь только на тычки Кена и смс Юквона. Сам Юквон бездельничает пару рядами выше вместе с Минхеком, и в обычной ситуации они, наверное, поболтали бы шепотом,
но только не на потоковой лекции.
Потоковая лекция - ад на Земле. Вокруг царит такой ор, что Джехё откровенно не понимает, как люди даже на первых рядах умудряются что-то уловить. Преподаватель сразу ясно дал понять, что посещение свободное, шум не превышает типичного фонового, ему до фени на всех в зале находящихся, но драть на зачете будут строго соответствуя материалу. Джехё на материал пофигу - он проходил курс истории уже три раза и больше не может, хватит. Он уже ненавидит историю.
Больше истории Джехё ненавидит только ор и потоковые лекции, а когда они совмещаются, милый мальчик с каштановыми волосами, завязанными в хвост, хочет убивать.
Но на деле Джехё переворачивает страницу тонкими пальцами и снова углубляется в шуршащие паруса и крики капитана с мостика.
В принципе, пережить потоковый курс лекций можно - они будут идти каких-то девять недель, потом зачет. Джехё решает, что все не так уж и плохо, девчонки с кафедры политологии - дуры и бесят своими айфонами, парни с экономического - матерящиеся снобы, переводческий факультет - это те ребята на первых рядах, но в целом рядом есть Пак Кен, и рядом выше Юквон царапает, пока никто не видит, бедро Минхека и гаденько ухмыляется, и все это можно пережить.
Пока не случается беда.
Беда является на второй неделе и разваливается совсем недалеко от облюбованного уголка Джехё. У беды есть друзья-приспешники, все такие же здоровые и под два метра в холке, от беды разит сигаретным дымом и запахом жженой резины, у беды хриплый голос и раскатистый смех, и беде вообще побоку, что там вокруг происходит. Беда смеривает его оценивающим взглядом и начинается холодная война.
Джехё добавляет капитана баскетбольной команды Банг Енгука в тот же ряд, где стоят потоковые лекции и ор, и спокойно садится на свое место, стараясь не обращать внимания на прыгающую стрелку своего индикатора ярости и опасности.
- А что, - Енгук перегибается к нему и издевательски хмыкает. - У вас на творческом уже различий по половому признаку нет? Или ты просто жутко страшная девочка, а я тут тебя наивно за парня принял?
Джехё скрипит зубами, но между ними вдруг встает Минхек, и Кен рядом маячит, а преподаватель начинает лекцию и Енгук нехотя отклоняется назад.
- Ты б с ним не связывался, - шепчет ему Юквон, перегибаясь сверху. - Это тот еще отморозок. Покалечил какого-то парня с информационного, чуть не задавил девчонок, бухой в налину постоянно, бешеный - жуть.
- Это твое в налину уже приелось, - фырчит рядом Кен, а Юквон высовывает язык озорно.
Джехё хочет ответить, но преподаватель кричит снизу, что старосты должны принести списки присутствующих, и он со вздохом поднимается со своего места.
- Ах ты ж боже ж мой, - доносится ему в спину хриплый, низкий голос с зубодробильным сарказмом. - Наша девочка совсем принцесса своего факультета.
Джехё медленно выдыхает через нос и случайно рвет краешек списка побелевшими пальцами.
С тех пор каждая лекция по истории - не просто ад, а самое его днище. Джехё сам себе до конца не может объяснить причину своей ледяной, всеобъемлющей ненависти к капитану баскетбольной команды, но у них все взаимно, поэтому подобные мелочи перестают беспокоить Джехё уже на третью неделю. Дело ограничивается взаимными подколками, подначками и, на первый взгляд, абсолютно безобидными вещами - никто никого не порывается мордой со столом целовать. Однако у Джехё от бешенства перед глазами иногда круги идут, а Енгук однажды ломает в руке карандаш, и Джехё думает, что, на деле, ему и вправду стоит бы быть поосторожней.
Банг Енгук свернул бы ему шею, если бы они были не в аудитории. По-настоящему бы свернул, так, когда назад уже не выкрутишь.
- Списки присутствующих! - кричит преподаватель, Джехё встает, и слышит в спину привычное:
- Принцессонька, - и хриплый смех.
К девятой неделе ситуация принимает критические обороты, красные поля, кресты и надпись "fatal error". Потому что случается зачет, а на зачет все садятся в соответствии с нехитрой жеребьевкой. Джехё вытаскивает номер "13", оглядывается и у него падает сердце.
Потому что номер четырнадцать буравит его тяжелым, злым взглядом, и эти места - двойные, у стенки.
Джехё сглатывает, на негнущихся ногах поднимается наверх и садится рядом.
Енгук молчит, видя номерок в его ладони, но он явно озабочен сейчас чем-то сильнее "принцессы" рядом.
И Джехё переводит дух, хотя и продолжает сидеть на иголках.
Минхек тревожно поглядывает со своего места, Юквон грызет карандаш, Кен напрягается, но Джехё кивает им и утыкается в изучение своей работы.
Становится тихо.
Джехё увлекается темой колониальной Англии настолько, что даже не замечает взглядов Енгука. До поры, до времени, разумеется, и когда на часах остается сорок минут до конца экзамена, а он, потягиваясь, выпрямляется и толкает плечом чужое, он вздрагивает и замирает, ожидая худшего.
Но Енгук молчит, только отодвигается поспешно, и Джехё замечает, что лист у него девственно чист.
Часы тикают на стене.
Первое чувство - мрачного торжества и осознания собственной блистательности - очень быстро сменяется вторым. Джехё ерзает, сопит, поглядывает то на Енгука, то на преподавателя внизу, и, в итоге, когда очередной наблюдающий на экзамене минует их стол, Джехё быстро меняет их листки и билеты. Глаза у Енгука расширяются, он беспомощно смотрит на "принцессу" с творческого, и сейчас он совсем не страшный и не злой, а какой-то ручной, и Джехё с удивлением думает, что, в общем-то, Енгук даже милый - с этим его маленьким носом и полной нижний губой.
Он поспешно откидывает крамольные мысли и углубляется в историю крестовых походов и массонских орденов.
И совсем не видит странного огонька в глазах Енгука рядом.
- Ты...
Это происходит через три дня, и только сейчас Джехё задумывается - отчего же не раньше.
В мальчишечьем туалете в этом корпусе и во время шестой пары никого нет. Но это обычно. Сегодня здесь обнаруживается Енгук, который незамедлительно хватает Джехё за длинные волосы и вламывает в стену.
- Ты, урод. Ты что мне за акт деятельности матери Терезы развел, а?!
Джехё хрипит в кафель, у него ужасно болит нос и краешек губы, на что Енгук дергает его, оттягивает назад и ударяет снова - о подоконник.
Джехё чувствует соленное и мокрое в носу - вниз срываются багровые точки.
- Ваше Высочество было так любезно, - шипит Енгук. - Какого хера Высочество лезет не в свое дело?! Иди своим женоподобным дружкам жопу лижи, а от меня будь добр отвалить, а то следующего раза не будет - тебя сразу зароют.
Джехё растягивает губы в улыбке, за что незамедлительно получает кулаком в живот. На пальцах у кулака сверкают пара простых, но тяжелых колец, и Джехё сгибается, падая на колени, от невыносимой боли. На белую рубашку и серый кардиган нещадно льет из носа и, кажется, из губы, а Енгук толкает его ногой и хватает за подбородок:
- Не скалься, красавица, а то станет нечем, - Енгук очень злой, очень, настолько, что Джехё покалывает тело от этих волн ненависти, но он смотрит ему в глаза почти без страха.
- Ты бы вылетел к ебеням, - шепчет он. От непривычного в жаргоне старосты "богемного" факультета слова, Енгук даже теряется. - Ты, придурок, числишься отчисляемым, и этот зачет решал твою судьбу. Что, так не терпится слиться в бешеном экстазе с ближайшей кассой быстропита?
Енгук невнятно рычит от бешенства, но Джехё не умолкает, прекрасно зная, что поплатится за это:
- Тебе только орать бы да хребтины ломать, мудак, ты вообще башкой своей не думаешь, хотя можешь. Я уже жалею, что впрягся за тебя, только проебываю время ведь. Пиздуй-ка ты, правда, на улицу работать, может, уму научишься.
Енгук охреневает от потока мата из уст нежной фиалки, от угроз и отсутствия страха, но недолго, и мир вокруг Джехё меркнет уже после третьего удара.
Когда Джехе открывает глаза, вокруг затухает закат. Он полулежит на скамейке университетского парка, и рядом с ним - его сумка, в которую неровно утрамбованы ручки и бумаги, и куртка перекручена так, как будто кто-то запихивал Джехё в нее второпях. Джехё приподнимается и морщится от боли, тело простреливает и ломит, губу саднит, и Джехё чувствует корочку крови из носа.
Перед ним образуется бутылка минералки и Джехё щурится на свет, пытаясь разглядеть своего спасителя.
Спаситель, конечно же, оказывается по совместительству злой мачехой и людоедом. Енгук смотрит на него, но из-за темных очков не разобрать, что за эмоции в его взгляде, и Джехё принимает бутылку из его рук опасливо, словно бомбу с замедленным таймером.
- Приложи, - коротко кидает Енгук, и Джехё слушается его.
Позже он узнает, что Енгук ввалился к ним на пару с истекающим кровью Джехё на плече, пофигистично бросил Юквону, чтобы тот собрал вещи старосты, забрал его куртку и так же молча вышел. Джехё не знает, угорать с этой истории или фейспалмить, и предпочитает третье, но пока он этого не знает, да и думать о чем-то кроме адской боли не получается.
Рядом щелкает зажигалка, Енгук закуривает, глядя на золотое солнце, проглядывающее между деревьями и домами, а Джехё вдыхает сигаретный дым и вдруг с наслаждением думает, что, блять, весна вокруг, птицы орут, детки по лужам скачут, а он так давно не прогуливал пары, и не курил, и...
Когда он протягивает руку за сигаретой, Енгук даже не удивляется, просто отдает ему свою.
Когда Джехё возвращает ее ему назад, на фильтре темнеет полосочка крови. Енгук незаметно касается ее языком и ухмыляется краешком губ.
Они сидят так до самой темноты, а потом Енгук подбрасывает его до дома на своем мотоцикле. Когда его фары скрываются за поворотом, Джехё приваливается спиной к стенке подъезда и сползает вниз. У него на губах - пьяная улыбка и какое-то садистское удовольствие от прошедшего дня.
Они не разговаривают друг с другом месяц, а пересекаясь в коридорах синхронно отводят глаза. С расспросами от Джехё отстают, только Минхек иногда кладет руку на плечо и интересуется, не нужна ли помощь. Джехё ему благодарен и, судя по ощущениям, помощь требуется срочно, но тут помочь не может никто.
Джехё начинает часто прогуливать, сидит по вечерам на качелях, привалившись в холодной балке виском, и слушает в плеере какой-то адовый андерграунд, пока от холода не немеют пальцы.
Джехё начинает отставать по всем предметам, и преподаватели смотрят на него с беспокойством, но Джехё все равно - пока что.
У него по всей груди и до самого горла встает что-то, распирает, и сложно дышать, но дышать надо, поэтому Джехё гуляет по городу, и фотографирует весенние переулки, и лужи, и голубей, и проводит время на набережных, и катается в метро, и бесконечно много думает о вкусе тогдашней сигареты.
Он чувствует себя ужасно странно, и не он один.
Когда они возвращаются в пятницу с лекций домой, Джехё смеется над шуткой Юквона до тех пор, пока перед ними не тормозит черный мотоцикл. Енгук снимает шлем и смотрит в упор, а Джехё молчит, только сжимает ремень сумки через плечо.
- Я подвезу, - наконец говорит Енгук, глядя Джехё в глаза, тот сглатывает, но вдруг делает шаг вперед, даже не успев понять, что именно от творит.
Он привычно усаживает на сидение позади Енгука - сидение чуть покатое, а штаны у него гладкие, поэтому он скатывается ниже, плотно прижимаясь бедрами к бедрам Енгука, и едва успевает проглотить сердце обратно, а то от волнения и смущения оно явно готово выйти через рот.
Минхек дергается, но Джехё показывает ему большой палец и бросает "до встречи в понедельник", а Енгук подает ему шлем.
Мотоцикл срывается с места, Кен растерянно чешет в затылке,
и только все давно понявший Юквон улыбается в кулачок и переплетает свои пальцы с пальцами Минхека.
Они мчатся по вечереющему городу быстро, Джехё успевает поглядеть по сторонам, и ему радостно и легко, и плечи Енгука впереди широкие и до них ужасно хочется дотронуться, но Джехё только сильней сжимает пальцы на сиденье, держась.
То, что творится у него внутри - не иначе как весенний стокгольмский синдром, или, может, просто полярности крутануло. Джехё все еще слабо надеется, что его отпустит через месяцок, но месяц назад он говорил себе все то же самое.
Енгук тормозит у его подъезда, запомнив дорогу с первого, тогдашнего раза, и ставит подножку мотоцикла. Джехё слезает и пытается расстегнуть шлем, но замерзшие, онемевшие пальцы слушаться не хотят, и Енгук приподнимает его подбородок, взявшись за ремешок сам. Когда его дыхание касается шеи Джехё, он чувствует, как его позвоночник продирает тысячей мурашек.
Енгук смотрит на него, словно ожидая ответа на какой-то заданный вопрос, а Джехё никак ничего не может придумать.
- Чаю? - наконец хрипло интересуется он, рассматривая темные пряди лохматых волос капитана баскетбольной команды.
И когда тот медленно, словно взвешивая что-то, кивает, Джехё заканчивает свою мысль про себя:
"...родители все равно на выходные уехали".
Про чай они забывают еще на лестничной клетке - Енгук умеет быть сильным и властным не только в драке, но и зажимая всем своим телом около двери, гладя по ребрам через тонкую ткань рубашки и жарко дыша в шею, словно специально, словно заметив, что трогать шею Джехё - очень плохо.
Очень хорошо. Джехё стонет, уткнувшись лбом в прохладный металл, пытаясь попасть уже противным ключом в замочную скважину. Удается раза с двадцатого, он поворачивает ключ, но вместо того, чтобы войти, Енгук разворачивает его к себе лицом, приподнимает подбородок и прикасается губам к кадыку.
Прекрати, идиот, извращенец, отпусти!
- Соседи увидят, - сбивчиво шепчет Джехё, пока Енгук посасывает хрящик, нашаривает рукой ручку и нажимает на нее.
Они почти падают во мрак коридора, Енгук захлопывает дверь ногой, поворачивает что-то наугад, надеясь угадать с защелкой, а Джехё снова тянет его вниз.
Их первый поцелуй - на коврике в прихожей - они потом вспоминают со смехом, но в тот момент почему-то не улыбался никто. Джехё сходит с ума - уже не тихо, а вполне себе громко, он сбивчиво стонет в рот Енгуку, слизывая с его неба привкус сигарет и ночного города, он жадно дышит носом, и у него идет голова кругом, потому что волосы Енгука пахнут крышесносибельно, каким-то тяжелым парфюмом и бензином, и монохромом мотоцикла.
Енгук гладит его живот под рубашкой, недвусмысленно задирая ее все выше, но Джехё плевать, Джехё не против, Джехё сам вдруг ловит себя на том, что вылизывает аккуратное ухо с небольшим туннелем и получает в ответ тяжелое дыхание и напряженную спину.
- Где у тебя тут спальня? - хрипит Енгук, а когда Джехё мотает подбородком в левую сторону, подхватывает его на руки.
Утро встречает Джехё мятой простыню и приятным саднящим чувством по всему телу. Не комфортно, конечно, но Джехё потягивается с пьяной улыбкой.
Ему искренне жаль соседей, потому что угомонились они, кажется, только в пятом часу утра.
Думать о том, что его ждет, что вообще сейчас будет, насколько больно его изобьют, не хочется - Джехё заводит за голову руки и уютно устраивается на спине, подтянув простыню на голые бедра.
За окном щебечут птицы. Из глубины квартиры раздается звук шумящей воды, а Джехё считает секунды по тиканью на стене.
Раз, два, три...
- Я сварил кофе и сделал блинчики, - гудит у него над ухом. Джехё вздрагивает и разлепляет глаза - он умудрился задремать. Енгук улыбается ему, у него мокрые кончики волос, и вода с них падает Джехё на грудь. Он пахнет пеной для бритья, свежестью и весенним утром, и Джехё понимает, что, кажется, у него не бьется сердце.
А надо бы.
- Хочешь куда-нибудь сходить? - снова интересуется Банг. - Сегодня суббота.
Джехё все еще не может найти слов, и он молчит так долго, что Енгук заметно грустнеет. Он разворачивается, шарит по полу в поисках своих перчаток, цепей и кожаной куртки, потом выходит в коридор.
С Джехё спадает оцепенение, только когда хлопает входная дверь.
Он натягивает джинсы на голое тело и вылетает на лестницу босиком, умудряясь догнать Енгука у лифта.
- Я не люблю кофе, я люблю зеленый чай, - шепчет он, обнимая его со спины. - Давай в парк сходим? Ты умеешь кидать "блинчики" по воде? Научишь?
Енгук медленно разворачивается и Джехё млеет от того, какой он ручной и теплый, и какой он дурацкий и прекрасный с этой улыбкой от уха до уха.
- Умею, - мурлычит Енгук, трогая губами лохматый висок Джехё. - Научу, Ваше Высочество.
Это звучит совсем не издевательски, а тепло, и Джехё думает, что давно уже привык к прозвищу "принцессы", и, вообще, Енгуку можно все.
- Соседи... Я не почистил зубы... - бормочет Джехё, когда Енгук наклоняется к его губам, но в итоге сам и обвивает капитана баскетбольной команды за шею обеими руками.
У него смутное чувство дежа вю, потому что до квартиры его снова доносят на руках. С кухни и вправду пахнет кофе и блинчиками, и Джехё весь замирает от чистого, первозданного счастья в грудной клетке, пока Енгук рядом разувается и вешает свою куртку на крючок.
А потом переплетает их пальцы и тянет его за собой, на кухню.
Конечно, в эту субботу они так никуда и не вышли.
@темы: BangHyo <3, when my demons hide.
-
-
16.02.2013 в 00:55ты продолжение задумал? жду *____*
-
-
16.02.2013 в 02:55йеп :з
-
-
16.02.2013 в 11:21-
-
16.02.2013 в 11:27-
-
16.02.2013 в 13:07-
-
16.02.2013 в 13:08-
-
16.02.2013 в 14:47