in peace - vigilance, in war - victory, in death - sacrifice!
За дверью оказывается полуподвальный предбанник, обыденный до зубовного скрежета. За дверью оказывается полуподвальный предбанник, обыденный до зубовного скрежета. Все еще кажется, что это очередная насмешка, какое там междумирье. Среди этих пыльных веников? Крики "УМЕР!" постепенно стихают, словно все по ту сторону желтой дощечки погружается в воду. Замолкает. По-настоящему умирает. Я смотрю на нее и все еще жду, что она откроется. Крыса визжит так, что закладывает уши, вибрирующим звоном повисает тонкая паутинка ее крика. Я бы тоже хотела кричать, но не могу. Я превращаюсь в обледенелую статую. Я жду. Я жду. Я жду. Забываю моргать. Кто-то оттаскивает меня, спотыкаюсь, резкий свет бьет по ослепшим, отвыкшим глазам, ноги утопают в снегу. У меня порвались туфли. Только сейчас вижу это. Волк гробастает в объятия, кажется, плачет. Отстранено думаю, что его жадность сыграла с ним злую шутку. Я была для него трофеем, он был для меня крестом, который надо было вытащить. И ради себя ли? Или ради... При мысли о Сфинксе что-то прорывается посередине груди и вытекает через глаза. Как кровь, только она белая. Капает под ноги; взгляд падает на лежащее в снегу кольцо, как у Зелени. Что оно тут делает? Почему тут оно, а не сам Зелень? И не Сфинкс... Кто-то куда-то ведет, почти тащит. Глупый иррациональный страх. Я знаю, что если толкну входную дверь и вернусь туда, там не будет никакого мира Тени и двери. Там будет спящий, пыльный, серый Дом. Но Янус уводит нас куда-то по двору, через снега, через зыбкое дрожащее марево Кругов. Тут пусто и мертво. На белом небе застыли белые облака. Птиц не слышно. Никого не видно. Просто тишина, и почти неощутимые отголоски... всего. Не пои ежа молоком. Танцуй вокруг костра. Рыжий, ты мне снился. Сфинкс, покатаешь меня на качелях? Братец Кролик взваливает Волка на плечи, тот босиком и замерзает. Стервятник пытается меня во что-то закутать, выворачиваюсь, обгоняю, устремляюсь куда-то вперед, лишь бы их гомон стих. Я чувствую, как Круги раскручиваются и утекают через пальцы, обнуляя воспоминания. Я не могу. Я не должна. Я не могу тебя забыть. Мячик и футбол у кабинета Ральфа. Три мойры твоих жизней. Венок из роз и змей. Вам помочь? Нет, спасибо! Сжимаю виски. Ветер, не отдавай им ничего. Вспоминай. Не отдавай им его. Ты теплый. Вот так чувствуешь? Так да. Ты опять потерял трубочку? Можно я поправлю тебе рубашку? А вы встречаетесь? Нет, мы друг друга любим. Гомон голосов почти стихает. Только шум ветра и моря. Шум ветра и моря. Каждую секунду воспоминания о них растворяются и я не могу их удержать. Никак. Я забываю того, кому рассказывала сказку про белого коня, того, кого покрестила, когда мои волосы были синими, того, кто подсвечивал мне фонариком путь и неизменно вежливо желал доброй ночи, того, кто все знал, но тоже молчал и только смотрел.
Кто-то зовет меня. Стервятник. Говорит, надо обняться. Обнимаюсь, чтобы согреться. Что-то маячит тускло у самых задворок сознания. Что-то важное. Все разбиваются по кучкам и рядом остается Табаки. Мы смотрим вдаль, там движется фигурка человечка. Как странно, говорю я Табаки, он там, и совсем непонятно, он идет от нас или к нам. Он бесконечно идет на месте. Табаки кивает.
Я знаю, что забыла что-то очень важное. Кого-то очень важного. Но я знаю то, что каждый день, миллионы миллионов лет, буду просыпаться по утрам и ждать его. И однажды он вернется ко мне.