май приходит.
встречай его, зная: время придёт прощаться. я не вижу тех берегов, где начало находит счастье, ты не любишь любить меня, я всегда остаюсь не с теми; не влюбляясь и не виня, кто сломает себя последним?

май приходит, лучом тепла раскалившись о мостовую. почему ты меня нашла? как я встретил тебя такую? помнишь, как наш апрель продрог, подарив пару тёплых суток? почему каждый диалог никогда не вмещает сути? ты умеешь бросать слова, пусть без смысла — запоминаю. наши разные города станут ближе? хотя бы к маю выйдет солнце, пройдут дожди, вечер будет казаться дальше?

никогда ничего не жди, можешь, в общем-то, не пытаться.

я ищу в тебе сотню букв, чтоб сложились «любовь» и «вечность», чтобы больше, чем просто друг, чтобы лучше случайной встречи. если в мире так много зла, почему мы с тобой не злые? и не добрые… знаешь, я всё борюсь со своим бессильем, и пытаю себя тобой, и держу тебя за запястье. как запомнить тебя такой — мимолётно-прошедшим счастьем, не виня, да и не любя, стать сильнее, а не слабее, не искать в голове тебя, не нести больше ахинею?

я хотел бы, чтоб нам двоим повезло тихо распрощаться.

май приходит, и чёрт бы с ним!
лучше встреть поскорее счастье.

@темы: (с)

---

оттанцевали премьеру, здорово! подарили цветочки - стоят, благоухают у меня в комнате.

закулисье - это классно. наверное, я более, чем бесполезна была (и есть), но общая атмосфера беготни, слаженной работы, взаимопомощи в супер-маленьком пространстве была очень классной и вдохновляющей. здорово, что оставалось время не только на поорать внутри себя и побегать туда-сюда, пытаясь везде успеть, помочь кому-то и чтобы тебе помогли, но и постоять спокойненько, даже в кирпич повтыкать.
очень странное и клевое ощущение, когда начинается музычка, и ты такое - господибожемой, что, мы уже начали?! а потом оттанцевал свое, свалил в кулуары, чтобы не мешаться за кулисами, стоишь и думаешь - хм, уже все, теперь только на конечные треки выходить?..

на МК было круто, отвыкла по столько вжаривать за раз, но мне понравилось. жалко, конечно, что успеть везде и сразу анриал, и я продолбала израильского няшу, но что поделать.

работа горит, но я такой тупица в этой бизнес-лексике, что мне грустно, я смотрю на него, оно - на меня и мы не понимаем друг друга.

мне так грустно вот конкретно по этому неозвучиваемому вопросу, но надо держать себя в руках и сбавить обороты. и выдохнуть. и успокоиться (невозможно абсолютно, потому что катализатор слишком мощный).

скоро снова выступать, потом Питер, потом сессия, куча проблем в универе, май на дворе, у меня нет курсача и все вот это.

возьми себя в руки, дочь самурая, возьми себя в руки.

---

я очень соскучилась по Японии. прошло уже пять лет, и в этом году я отказалась от двух месяцев работы на Окинаве просто потому, что. это неинтересный ряд причин для тех немногих, кто еще читает ленту избранного.
интересно, кстати, а кто читает? у меня 88 ПЧ, я подписана примерно на столько же людей, но сама почти не открываю Избранное, а дайри пользую для корпоративного соо, игроотчетов и вот таких пространных постов в никуда.
кому еще интересна чужая жизнь? кажется, я стала социофобнее. и замкнутее.

но кстати, про Японию я вспомнила именно потому, что открыла Избранное, а там (я почему-то все еще подписана на них) - пост из соо про Один день жизни, и там девушка про Японию постит. там сейчас сакура цветет...

до премьеры в театре меньше недели. яички поджимаются, связки забываются, косоде перешито, я почему-то волнуюсь. у меня, вообще-то, боязнь сцены. i mean, меня бьет дрожь, когда надо выступать перед людьми и я очень боюсь из-за этого налажать. и расстраиваться. и налажать. кто-нибудь знает, что сделать, чтобы быть немного более собранней и чтобы сердцебиение так не ускорялось? целесообразно ли вдарить валерьянки перед выходом в умеренной дозе?
брат настроился прийти вот прям ПРИЙТИ и я такая МОЖТ НЕ НАДО, но он решительный.

мюзикл хороший. солисты красавцы. Анарион познакомил меня вчера с дверью. мимаваригуми чистят оружие чесночком. в корзине для белья помещается все, и даже белье. иногда на улицах Киото появляется рыцарь и передвигает персонажей, потому что он режиссер-демиург. на ДБЛ я наконец-то успеваю прыгнуть синхронно с Олесей.

два недели пропускаю танцы, прям чувствую, как бампер отращивается - буду самой толстой прачкой, которая прыгает по сцене как шарик-попрыгунчик. да и вообще я расстроена всем - своими волосами, лицом, бампером и ногами. даже татуха меня предала - с ноября заживать не хочет.

сегодня мне снилась девушка. очень смешной сон - мы с ней переписывались, а потом я подумала, что я хочу ее увидеть и зачем вообще париться, если это сон (четвертый раз осознаю, что это сон). она как раз описывала мне свою комнату, я силой воображения ее достроила и влезла к ней в окно со словами "Да, тут и правда очень уютно!". девушка офигела и сказала, как это я влезла через окно, если у нее то ли 7, то ли 13 этаж. я ответила, что это сон. и тут она удивилась еще сильнее и уточнила: что, так она спит, получается? и я обрадовалась: о, и ты тоже спишь! и я!
дальше мы смешно общались и все такое, но проснувшись, я задумалась, не было ли это пересечением ара-митам. к несчастью, уточнить не получится. мы малознакомы, а фраза из серии "а я тебе сегодня не снилась? потому что ты мне - да" звучит как очень плохой пикап из фильма "Красавчик"

---

из неизданных отчетов, ненумерованно.

у меня есть куча отчетов, которые я никогда не напишу. не потому, что игры плохие или что-то не понравилось, а просто как-то не срослось.

сейчас мне очень грустно и я сижу на грани рёвы-коровы с коленочкой и грязным веником на голове и разбираю файл, который называется трогающим глубины души словом "дела". там все - и то, что мне надо выбрать научрука (оч вовремя, ведь уже апрель), и то, что надо разобрать коробки (в частности ту, где лежат куча платьев и шмота на продажу), и то, что есть отчеты, которые мне надо написать. но я их не напишу. (вообще-то мне надо работать и сдавать отчеты по работе, а не это все).


например, отчет с Болгарского Дома (как давно это было!) я бы выразила парой очень возвышенно-драматичных

фраз:

фраз:

- Ой, погоди, - смеюсь. - Я тут смотрю в твои глаза и мне сложно думать.
Слепой меняется в лице, улыбка становится хищным оскалом, он наклоняется ниже:
- Пойдем со мной. Пойдем...
Шуршат травы и оплетают ноги, я почти говорю "Да", когда откуда-то очень издалека доносится крик Рыжего:
- Слепой, что ты делаешь с моей девой, не при мне же!!
Травы отступают, а Слепой шепчет "В следующий раз" и растворяется в темноте коридоров.

...Он сжимает пальцы стальной хваткой на запястьях - он даже не думает о том, что портит это тело.
- Это не она. Она бы сейчас испуганно расширила глаза, - бормочет он, будто бы давясь словами. - Она бы ничего не понимала.
Ухмыляюсь шире - ой, заладил. Что имевши не храним, потерявши - плачем?
- Что тебе надо, мальчик? - устало интересуюсь, потому что он и не планирует отпускать. Мне-то все равно, конечно, но пролежать так весь день не хотелось бы.
- Ты вернешь мне ее холодные руки?..

В темноте звук шепота Слепого - словно рычание, а пальцы его - гладкие когти, острые, цепкие.

Мальчик с седыми прядками первым встает с места, в его руках на секунду мелькает лезвие и он распарывает мне горло.

...У Рыжего расширяются глаза, понять не могу, в чем дело? Такой бледный. Он ведет меня в туалеты и там долго отмывает мне горло - все платье мне измочил. В конце зачем-то приклеивает пластырь. Я послушно жду - он такой нервный.


еще есть Альконна, с которой я все еще (!) хочу писать фички, потому что каждый раз, когда вижу Кота, хочется открывать форточку с "Вашим Величеством". я просто люблю Кота очень сильно, что ж тут поделать. как-то очень удивительно мягко и незаметно познакомились, но он такой обояшка, что его быстро начинаешь обожать.


еще есть Дом, который был третьей историей про Тень. не про того, который брат Стервятника, а ту, которая ходила в зеркальной маске и сожрала Кролика. вот там, честно, мне запомнилась царское пиршество, потому что нас кормил Коля (с которым было почти не поиграть!), а еще то, что я успела вымыть грязный Кофейник раза три.
ну и

еще:

еще:

...подметаю под столом, случайно смотрю на подоконник - там стопка водки и кусочек ржаного хлеба поверх. Это потому, что дядя Яша умер. Мне как-то жутко и я стремлюсь поскорее перейти в залу.
Там галдят ребята, что-то обсуждают, смеются, кто-то хамит что-то проходящему мимо дяде Вити и тот, обычно сдержанный и добродушный, вдруг швыряет банку, которую нес, на пол, и кричит, что все они - бездушные сволочи, и что такой мужик умер - из-за них.
Из-за нас.
Все притихают, а я подбираю банку.

Пишу на клочке бумаги что-то про то, что если долго вглядываться в воду, то она украдет тебя на самое дно, и отпускаю ее плавать. Потом слушаю, как эти слова шепотом передают друг другу ребята.

Я танцую в воде и играю на флейте, мокрое платье путается в ногах. Приходит Горбач, играет тихо, мелодии переплетаются. Приходит Стикс, вся в черном, забирается ко мне, мы танцуем вместе, и я говорю, что чтобы прозреть, надо умыть свой взор водой с той стороны, и плещу Горбачу в глаза. Заглянувшей мимоходом Сове тоже.
...Потом она будет кричать и спрашивать, что я с ней сделала, она не хочет этого видеть, она не хотела.

Мокрые пятки оставляют следы. Нахожу Сфинкса - его голова на моих коленях. Рядом Стикс и Крыса. Сфинкс говорит, что мы - три его мойры. Придет время и мы заберем его жизнь. Крыса шевелит пальцами, будто перерезает тонкую невидимую нить.

Падаль выливает на меня стакан чего-то красного и остро пахнущего металлом. Крик застревает в горле, а потом все уходит в темноту.

Они забирают Кролика. Навсегда. Больше я никогда его не увижу.


еще был OneDayMoreMoreDayOne и песни из гейского французского музыкального фильма, но про него мне толком нечего сказать (все свое оставлю при себе, оно моееее). было круто моделировать виртуальную реальность шлемом. было классно моделировать экстази конфетками (самовнушение - меня прекрасно упороло, прям как надо). было круто ссориться с Анжи - мне это запомнилось живыми дискуссиями на морально-этические темы. запомнилось собственное злое бессилие - стадо глупых детишек. запомнился классный свет от гирлянд. и трогательная лав-стори.


еще была Интермедия, но это как-нибудь в другой раз...
...вообще, куда делись все классные ролевые игры? я уже склонна играть по мотивам мюзиклов Волков Мибу - у меня там такой задорный перс, что любовь, обожания, сирца, котятки, грязное белье, клан якудза.

---

я как-то все чаще ловлю себя на мысли, что получаю удовольствие от того, что все мои друзья хоть раз говорили мне "проверь текст, все нормально?".
я получаю удовольствие от возможности прочитать текст, что-то поменять или поправить, чтобы сделать его ровным, правильным и читабельным. мне нравится расставлять потерянные запятые и менять слова местами, потому что логическое ударение лучше поставить так. мне нравится, что я могу равно использовать разный лексический спектр в зависимости от той аудитории, на которую работает текст.
я могу вычитывать тексты про космические станции, встречи друзей и объявление о съезде профессионалов какого-то дела в определенную дату. статьи в журнал в театрам и интервью с хореографами. про революцию 1905 и про особенности корейской историографии.
я люблю тексты.

вчера неожиданно нашла зиму в парке и радостно в нее углубилась. в середине прогулки сел телефон и на смену наушникам пришли птичьи голоса - и было так хорошо, что пока я не перестала чувствовать пальцы, из парка не ушла.
вчера было так много мыслей, а сегодня их нет.
ты идешь один и растворяешься в мартовском лесу, и слышно только отдельное, обрывочное.
"...а в йоге ты медленно встаешь в каждую позу и находишься там две, а то и три..."
"...и человек ну просто не понимает! проходит месяц, и..."
"Полина, хватит!"
"...Леша, ну когда ты уже осознаешь, что..."

брат мой, западный ветер, король облаков,
медом пахнет твой клевер росистых лугов,
но глаза беспокойных, голодных богов
зеленятся бедой и тревогой.
нынче утром разбудит песок у воды легкийшагтемногривыхсерыхконей...

все любят весну, потому что все оживает, просыпается, скоро тепло.
я не люблю весну, и для меня это - прощание с зимой и такая долгая грусть, как у многих осенью.
весной люди влюбляются, радуются, не спят ночами.
я весной окукливаюсь и хочу впасть в спячку.
кажется, я всю жизнь влюбляюсь зимой.

я люблю деревья, траву, снег и чтобы мало людей.
мне нравится ветер и когда пахнет костром, а на тебе теплый свитер.
я бы хотела уехать на Аляску и пересечь Новую Зеландию.
я мечтаю увидеть Норвегию.
я планирую получать права, чтобы уметь водить машину и проехать вдоль озер и фьордов Скандинавии.

последнее время мне остро чего-то не хватает в жизни.

---

Может, пора взрослеть? 3-5.03.2017

"я же не пишу отчеты с Дома последнее время", - подумала я и пожертвовала сном во имя отчета.
саундтреком выступает Маша Badda Boo, почему поЧЕМУ, Я ЕЕ НЕ СЛУШАЮ ЖЕ.

я по-лу-кров-ка,
полуВетер, полутех.

в лучших традициях имени себя, придерживаюсь авторской хрЕнологии событий (ибо всегда все забываю).
просто яркие моменты и обязательные спасибо.

По Эту сторону.

На сколько ударов рассчитано сердце?
На сколько взмахов мое крыло?
Где света конец? Где начало смерти?
Где тот, кто всегда побеждает зло?

Возьми меня на руки, а я возьму себя в руки.
Любовь смерти вопреки, вопреки молчанию звуки.
Легко закрывать глаза, легко выдыхать воздух,
Всё то, что я хотела сказать, сказала пока не поздно.

...нас зовут знакомиться с новенькой девочкой. В этот момент все заняты важными делами - мы с Рыжей, например, лежим на кровати и угрожаем потолку тем, что растворимся и сольемся с простынями, если нас не поведут на обед в ближайшее время. Прямо над нами, кстати - кабинет директора, так что не такое уж бесполезное занятие. Каренина стучит от раза к разу, когда заходит, так что новость про новенькую довольно внезапна. Я предлагаю позвать отсутствующих девочек и бегу на Перекресток - очень вовремя, там заметное столпотворение, которое замерло в немом созерцании чего-то. Или кого-то. Этот кто-то на костылях, в сопровождении Ральфа, красного рюкзачка и классной шапки поднимается на второй этаж. Этот кто-то, кажется, Лорд. Меня сметает Табаки, который несется ему навстречу, сбивая всех зазевавшихся Мустангом. В процессе до меня долетает весть, что Ворону выписывают. Чувствую себя Логом, когда бегу обратно и влетаю с криком, что Лорд вернулся, и Ворона скоро тоже. Новенькая - беловолосая и милая, смотрит на меня слегка испуганно, но с любопытством. Кажется, она чуть помладше всех нас.
Каренина, а вместе с ней и Мымра (почему-то) рассказывают про новенькую Иру, требуют представиться по кругу. Мы молчим. Аспид пробует что-то ввернуть, ее осаживают, мы с Суккуб тоже мямлим, что как-нибудь сами познакомимся. В итоге нас вроде оставляют в покое и мы говорим с новенькой - она довольно милая, и восторженно говорит, как нас всех красиво зовут. Мы говорим, что и у нее будет новое имя. Рассказываем, что у нас тут есть разные классные штуки - клубы, Перекресток, Кофейник...
Кофейник!
В панике вылетаю наружу и бегу в Кофейник -- что-то я сегодня задержалась основательно. Остается надеяться, что Кролика там пока не осадили в круг любители выпить.
Не осадили. Коф наполняется постепенно. Я развешиваю гирлянды, Дон помогает мне - он очень хороший. На сваленных в углу матрасах весело прыгать, я зову Аспид, но она быстро выясняет, что у нее боязнь высоты. Мертвец зовет посидеть с ним, спрашивает, как мое утро, я рассказываю про странный сон с Рыжим и про новенькую. Зелень возвращает Дорогуше книгу и начинается бурное обсуждение и гадание по ней. Мы перемещаемся на матрас вместе с Рыжим и изображаем поезд, а потом зачитываем ему по книге правила отношений со своей стаей. Потом еще приходит Волк и хочет "чего-нибудь такого же воздушного", как я. Со смехом говорю, что сливок нет и "Единорога" сделать не могу, но могу на молоке что-нибудь. Он не против. В это время по Дому разносится чарующее слово "Обед" и мы откладываем Единорога до послеобеденного времени. Волк галантно приглашает меня сходить с ним на обед и обсудить несомненно важные вещи за стаканом компота и котлетой. По дороге мы предполагаем, а котлета ли там?..
Нас встречает мясная запеканка. Всю дорогу Волку нет покоя - кого же мы едим, птичку или зверюшку. Муха голосует за курицу. Хохотун, отсевший от своих Крыс, не голосует не за что - молча мрачно ест руками и переругивается с Мухой. Мне неловко, потому что разговоры какие-то нехорошие.

Вспоминаю, что надо отдать Доктору рубашку и забегаю в учительскую. У Ральфа на лице написано "Что?", но я не замечаю. Доктор благодарит.

Волк гуляет со мной по коридору туда-сюда, и говорит, что мы в горах, а все вокруг - горные козлы и их надо обходить стороной. Так и обходим, он держит меня за плечи и поворачивает, при встрече с каждым человеком громко говорит "И это тоже козел!". Кажется, нас неправильно поймут. Он смеется и смотрит на меня, а потом становится вдруг серьезным и говорит не дергаться, мусолит языком кончик своего свитера и что-то вытирает мне на лице под носом. Я послушно жду.

Мы ходим с Рыжим и Рыжей жечь костер, и все вокруг такое рыжее и яркое от пламени, солнца и их волос, что болят глаза и накатывает слабость. Рыжий обнимает меня и сонно рассказываю ему, как он ко мне сегодня во сне приходил - стоял за дверью и звал куда-то к себе. Смеюсь, что Мертвец обиделся, что не он мне снился. Замечаю, что Рыжий как-то неестественно напрягся, а Рыжая обнимает его крепче и мне кажется, что я сморозила что-то не то.
Но он смеется и вроде бы расслабляется. Вроде.
Спрашивает, кому я еще говорила про сон.
Да никому, кроме Мертвеца.

Новенькую называют Счастьем, ее селят к нам и мы дописываем ее кличку на табличку на двери. Она просит разрисовать ей джинсовую юбку и я рисую кривую снежинку, извиняюсь за то, что с живописью мои отношения сильно не сложились. Русалка, кажется, нарисовала большой и очень красивый маяк. У Русалки все здорово получается. Зову их потом зайти к нам в Кофейник, и Счастье потом приводит Волк, просит дать даме "чего-нибудь этакого".

...Из Кофейника нас разгоняют по стайным комнатам, потому что приехала КОМИССИЯ. Целая настоящая комиссия. Девочки перепрятывают все подряд, а я сижу на кровати с плюшевым енотом и мне как-то неловко, что мне даже прятать нечего. Комиссия является в лице двух женщин в мехах и розовых помадах, на каблуках. Выглядят они вроде элегантно, а вроде и как-то очень неправильно. Наверное, это не очень правильно, когда у комиссии лифчик и трусы просвечивают через платье, но меня почему-то больше волнует, что они не сочетаются по цвету - лифчик светло-бирюзовый, а платье - черное.
Комиссия недовольна нашей комнатой, а еще они называют Крысу, которая расчесывает волосы Русалке, юношей, и Рыжая взрывается мгновенно, это видно. Нам всем неприятно, но хорошо, что они надолго не задерживаются, идут в соседнюю комнату. Я вылетаю из девичьей и бегу побыстрее в Кофейник - спасать его как-нибудь, если надо.
Мы успеваем все перепрятать, когда комиссия доходит и до Крысятника - это слышно по надрывным и драматичным охам-вздохам. Мы с Кроликом затаились в Кофейнике и готовы держать оборону. Собственно, оборону в итоге держит Ворон, а не мы - выгораживает нас и ослепляет дам в мехах своей галантностью. Они уходят, а я выглядываю в коридор и тут же оказываюсь поймана Мертвецом, который закидывает меня и проходящую мимо Суккуб в Крысятник, как спасательные снаряды, с криком "Вот вы-то нам и нужны!"
Нужны для уборки. Срочно, а то Ральф вернется.
(Дальше следуют странные перемещения пакета для мусора туда-сюда, потому что Рыжий в комнате отрицает пакет, Мертвец отрицает беспокойство лучшего друга, а я вопрошаю, почему, собственно, нельзя вынести из комнаты Рыжего и внести туда пакет и всем будет счастье!)
В итоге убираться нам не дают - мальчики сгребают весь мусор под два пледа и усаживают на них в качестве декора Дона и Зелень. Потом еще расставляют яства из Кофейника - вроде как пикник. Ральфа такой расклад не устраивает, и Мертвец, не долго думая, прямо у него на глазах сгребает все под кровать. Ральф белеет от злости и вытаскивает всех крыс на улицу - бегать вокруг Дома. Я бегу за шваброй - надо же их как-то спасать.
(Швабры решительно нигде нет, и даже воспитатели не могут мне помочь в поисках. Находится в туалете на втором только одна - и та калечная, как все мы в Доме, без щетки или тряпки - просто палка. Но пффф, я и палкой умудрилась выгрести весь мусор в пакет, уж больно сложные выражения лиц были видны из окна, когда крысы пробегали мимо).
Крысятник мы прибираем втроем - Суккуб, Кролик и я. Потом, кажется, еще что-то помогает. Драгоценный крысиный мусор не выбрасываем, а прячем в шкаф - обидятся еще.
Довольная, иду в туалет мыть швабру и руки, когда вижу, как Рыжий и Док тащат Мертвеца вверх по лестнице к Могильнику. Швабра как-то мгновенно забывается и я бегу за ними следом. Мертвеца кладут на койку на спину, он дышит какими-то всхлипывающими рывками и как будто ничего не видит. Базаров требует уйти, но я вцепляюсь в Мертвеца, и Доктор просит за меня разрешения остаться.
Далее я слегка разочаровываюсь в медицине:
- Господи, Боже, бедный мальчик, что с ним?!
- Мы бегали вокруг Дома по заданию Рената Борисовича и у него начался приступ, - отвечает Рыжий.
- Чем же он болеет?
- Раком, - кажется, Рыжий сейчас снимет очки и испепелит их лучом из глаз.
Доктора начинают пихать в Мертвеца таблетку обезболивающего.
- Он же задохнется, он лежит на спине и так еле дышит, - протестую я.
- Что же делать?
- Очевидно, перевернуть его на бок, - отвечаю я, и мы с Рыжим в две руки переворачиваем Мертвеца и подкладываем ему подушку под голову. Я пересаживаюсь поближе и глажу его по мелким косичкам, Рыжий уговаривает его вполголоса перестать дурить и не пугать нас так сильно, хватит уже, приходи в себя.
- Чем же ему помочь? - истерит Базаров.
- Ингалятором! - в отчаянии истерю в ответ я.
- Где у нас ингалятор?! - Базаров трясет Доктора, и в этот момент дыхание Мертвеца, наконец, нормализуется, и он тихонько кашляет.
Мы с Рыжим замираем, готовые ко всему, а Мертвец шелестит тихое "Ща" и зачем-то лезет в задний карман. Оттуда он извлекает три тонких звенящих браслета.
- Ветер, будешь со мной встречаться?
У меня начинают полыхать щеки, врачи замирают в красноречивых позах, а Рыжий сдавленно выдает, что сейчас заплачет от умиления.
Я пытаюсь совладать с собой и учащенным сердцебиением, смеюсь, и говорю, что ему придется не умирать сейчас, иначе как же мы будем встречаться? Мертвец надевает мне на руку браслеты.

Идиллию портит весть, что комиссия собирает всех на Перекрестке, и Рыжему, как вожаку, хорошо бы там быть. Мертвец отказывается отлеживаться в Могильнике сейчас, когда он нужен другу внизу и мы помогаем ему дойти до до дивана на Перекрестке. Комиссия долго полощет нас (Дон не выдерживает и вставляет пару-другую комментариев, за которые Ренат Борисович, а потом и Док, почти насильно сажают его на тот же диван). Комиссия проходится по списку фамилия-имя-отчество, еще и заставляет руку поднимать. То, насколько всем мерзко, ощущается почти физически и просто хочется, чтобы это быстрее кончилось. Мы с Рыжей стоим и закрываем привалившихся друг к другу усталых Рыжего и Мертвеца, и я считаю про себя до ста, чтобы это побыстрее прошло.

Мельком замечаю, что Крыса переодевается в черное платье. Искренне и не задумавшись говорю, что она очень красивая! Суккуб бросает на меня быстрый взгляд, а Крыса улыбается краешком губ.

Рыжая отзывает меня поговорить, выглядит расстроенной. Говорит, что Рыжий снится к очень плохим вещам, к почти фатальным. "Ты же помнишь его первую кличку? Ее не просто так дали" "Смерть? Ты хочешь сказать, что умру?" Я говорю, что со мной, вроде, все пока хорошо... Она волнуется и просто просит меня быть осторожней.
Спустя какое-то время то же самое говорит Мертвец, я уверяю его, что я правда в порядке. Голова немного кружится от усталости и, кажется, чуть-чуть заболела, но в остальном все нормально. Он, кажется, не верит, но молчит, по волосам гладит. Тянет за собой в коридор, доходим до Кофейника, а там непривычная тишина и аншлаг. Оказывается, Крыса танцевала, и мы попали на самый конец представления. Как только она замирает, а музыка заканчивается, Кофейник взрывается улюлюканьем и аплодисментами, а Крыса вылетает прочь. Я не успеваю ничего даже подумать - мне так понравились ее движения... И кое-что напомнили. Пока Мертвец просит Кролика что-то налить и обнимает меня одной рукой, я думаю, где могла это видеть, и, наконец, вспоминаю.
Мне это снилось.
А еще мне снилось, как...

У Суккуб болит спина, и я зову Базарова, чтобы он ей помог. Расшнуровываем и стягиваем с нее корсет. Он просит посидеть меня с ней и я сижу, рассказываю ей про всякое. Она смотрит в потолок и улыбается. Она очень красивая.
Каренина и Базаров возвращаются и спрашивают, нет ли у нас стаканчиков под мятный ЧААААЙ. Заговорщики. Отдаю им пару стаканчиков из Кофейника, чем они крайне довольны.

В коридоре вижу Лорда, говорю, что так и не поприветствовала его после возвращения. Я правда рада, что он вернулся. Лорд улыбается, а потом сокрушается, что костыли ломаются. Предлагаю спасти их с помощью скотча, но меня опережает Мак. Оставляю это дело ему - он профессионал.

На ужин меня ведет Мертвец, сажает за крысиный стол. Приходит и Куница. Мальчики переругиваются и что-то обсуждают, Мертвец роняет кусок котлеты вниз и я докармливаю его своей, все равно мне что-то нехорошо и есть совсем не хочется. Мертвец грозится некоторыми санкциями, если я не буду нормально питаться. Краснею и не знаю, куда деть свое красное лицо. Прикрываю его за неимением ничего остального салфеткой, а когда отвожу руку, в глазах мутнеет - на салфетке красные пятна. Мертвец зажимает мне переносицу и заставляет откинуть голову.
Мы уходим раньше остальных и сидим в беседке у дверей Дома, как-то ни о чем особо не говоря. Я комкаю и поскорее выбрасываю салфетку - меня все еще потряхивает, но рядом с ним не так страшно. Мертвец курит и прячет сигарету, когда проходит кто-нибудь из администрации. Ральф заставляет Зелень и Дона приседать, Мертвец смотрит на все это с кривой тусклой улыбкой и слегка трясется от холода. Уговариваю его пойти внутрь, и он говорит, что этот вечер хочет провести только со мной.
Конечно да. Давай.

Крыса красит мне губы в темно-красный и надевает на меня красный пояс, говорит, сегодня я буду Белоснежкой. Я не против более чем.

Весь день Дмитрий Викторович обеспокоенно спрашивает, как я себя чувствую. Как назло, я то раскашляюсь при нем, то нога подвернется. Пытаюсь убедить его, что все нормально (а то еще тоже решит, что я умираю), он не особо верит, но велит мне чуть что обращаться к нему. Удивительный мужчина, как он с таким беспокойством за нас всех так долго тут работает.

Кофейник почему-то заперт Ральфом, о чем мне сообщает Крыса. Я говорю ей, что для нее же нет никаких препятствий. Она хмыкает и встает, просит прикрыть ее. Мы с Суккуб встаем рядом, Химера - чуть подальше, и я слышу, как сзади щелкает сдавшийся замок.
Мы запираемся вчетвером изнутри, включаем музыку и танцуем. Горят только сине-зеленые огоньки, все плывет, мы в аквариуме, музыка качает, мы качаемся в такт. Это так похоже на сон, что снился мне, все вспыхивает ярко и очень ощутимо - тазы с водой повсюду, я просыпаюсь в кабинете у Рената Борисовича, и он этому не удивляется, нас запирают в комнатах и отказываются выпускать какие-то голоса, на снегу под окнами написано "СМЕРТЬ", а потом надпись стирают, тазы с водой становятся тазами с кровью, я танцую посередине Кофейника, с потолка которого свисают красные лианы и тряпки, Помпей влетает и кричит, что ему нужна летучая мышь, Крыса тоже танцует, кто-то душит меня цепью, все убеждают Помпея в том, что он мертв, и Помпей хватает нож, чтобы перерезать себе горло, мы танцуем с Крысой, я мягко вынимаю нож из его рук...
...И просыпаюсь с ножом в руках.
Он все еще у меня.
Крыса, Суккуб и Химера танцуют рядом.
Голова кружится и иногда прорывается кашель. Точно заболеваю.
Сон рушится, когда к нам входит Доктор за выпивкой и ненадолго замирает в дверях, увидев четырех танцующих девушек.

Мертвец спрашивает, куда я подевалась. Рассказываю про маленькую авантюру со взломанным замком.
Кофейник уже открыт и снова ожил, здесь шумно, и мы уходим куда-нибудь на поиски места поспокойнее. В первой комнате кто-то спит, во второй в темноте по голосу находятся Слепой и Сфинкс, приходится поспешно закрыть дверь и не мешать. В шутку предлагаю оккупировать учительскую, все равно она вечно пустует. Мертвец смотрит на меня задумчиво, и я понимаю, что, кажется, сейчас мы именно туда и направимся.
В итоге Каренина разрешает нам посидеть и поболтать в учительской воспитателей девочек. В учительской, помимо стола и шкафов, есть еще несколько кроватей, на одной из которых, видимо, ночует Ольга Николаевна. На другой лежит взятый из библиотеки томик стихов Лермонтова. "И если я узнаю, что вы что-то..."
- Да нет же, - отвечает Мертвец Очень-Честным-Голосом. - Мы просто хотим пообщаться, но везде очень шумно.
- Хорошо, - говорит Ольга Николаевна. - Я проверю вас через пятнадцать минут.
И ведь действительно заходит проверить.
В носке мешается записка, которую подарила мне Аспид после случая с Доктором и велела носить с собой и, если что, показывать ему. Мертвец смеется над содержимым оной, а я прошу сохранить ее для меня, пока я без карманов. Там, кажется, написано что-то нецензурное...
Мертвец сажает меня к себе на колени, не слушая слабых типичных женских протестов, что, мол, я тебя раздавлю. Качает на коленях и говорит всякое, от чего я постепенно становлюсь пунцовой. Сообщаю ему, что очень рада, что в данный момент мое лицо находится где-то в районе его плеча и, может быть, я перестану так ужасно краснеть к моменту, когда он решит на меня посмотреть. Он хмыкает, а потом говорит, что не будет делать ничего, чего я бы не захотела.
Совершаю над собой титаническое усилие и мямлю, что не то, чтобы я услышала что-то, что мне не понравилось.
Я прямо чувствую, как его он улыбается.

Разговор, который разочаровывает меня в домовской медицине окончательно:
- Знаете, - говорю я первой попавшейся мне Паучихе, - возраст 17-18ти лет у девушек - это такая штука... Словом, моя подруга, желающая остаться неназванной, попросила меня узнать, могу ли я взять для нее в Могильнике противозачаточные таблетки.
Это звучит как лепет пятилетней, и я с удивлением обнаруживаю в себе некоторый слабый... что это, азарт? Мне интересно, что она скажет?
- Конечно! - улыбается мне Паучиха. - Пойдем.
Она вручает мне таблетки с искреннем "Не болейте".
Я стою и не знаю, как на все это реагировать.

Ольга Николаевна к нам больше не заходит, зато кто-то другой начинает суетливо бегать по коридору. Я почти дремлю на плече Мертвеца, вытянувшись под одеялом на кровати, и не открываю глаза, когда дверь распахивается. Он натягивает на меня одеяло повыше, стремясь, видимо, скрыть голое плечо.
- Ой, извините! - говорит Паучиха. - Отдыхайте.
И закрывает дверь.
Я фырчу, не в силах обозначить свое веселье большим. Мертвец гладит меня по спине. Дверь снова открывается.
- Вас там просто потеряли. Такой переполох! Даже не думала, что у вас так много друзей.
И снова закрывает дверь.
Я натягиваю одеяло на голову.

Мы возвращаемся в Кофейник, и там почти никого. Кажется, кто-то что-то говорил про костер? Может быть, они все там.
- И этот томик Лермонтова... Не люблю Лермонтова.
- Я тоже не люблю.
- А Ахматову?
- Она такая инфантильная...
- Нет, это ранняя. А вот поздняя - это же такой надрыв и зрелость.
- Перебарщивает с мраком.
- Как насчет Пастернака?
- Он сложный...
- Не люблю его.
- И я не люблю.
Кролик за стойкой вежливо делает вид, что его нет. Мертвец раскачивается на стуле, сложив руки на спинке и положив на них подбородок.
- Надо устроить вседомовский опрос, - наконец изрекает он. - Возьмем двух известных писателей и сравним. Кто тебе больше нравится?
Представляю, как Мертвец-из-Крыс будет опрашивать людей про литературу.
- Леонид Андреев.
- Напомни мне что-нибудь из его творчества?
- "Иуда Искариот". Или "Красный смех" - цикл дневниковых записок про выдуманную войну. Там так страшно, простыми словами людей, которые сходят на войне с ума. А потом начинается как будто сюрреалистичность, ему снятся сны про маленьких детей-убийц...
- Не помню такого, не читал.
- Я дам тебе книгу, если хочешь.
Молчим. Кролик трет стаканы. Синий Мертвец растворяется в синем сиянии огонечков Кофейника. Красивый.
- Может, кого другого возьмем?
- Наверное, Толстоевского стоит. В смысле, Толстого и Достоевского. Их все знают.
- Школьная программа, - ухмыляется Мертвец с видом человека, который отрицает навязанные этой самой школьной программой столпы и ориентиры, ибо подкован в литературе лучше многих. - Пощадим их. Кого выберешь ты?
- Достоевского, - не задумываюсь. - Толстой слишком любит вставлять в пространные лирические отступления свое больно давящее мнение. Да и обращения на полтора листа по-французски не вызывают доверия.
Мертвец морщится и соглашается. Потом приходят Аспид и Папа и включаются в разговор, потом присоединяется Дон. Папа горячится и требует сравнивать Есенина и Маяковского. Я тихо протестую, потому что Маяковский и Есенин - абсолютно небо и земля, писали о разном и жили разным. Сбросим же Толстого и Достоевского с корабля современности... Но Папа не слышит и горячится. Мертвец качается на стуле.
Красивый.

Кролик, говорят, упал в обморок, и я ворчу, протирая стаканы, что потому что нечего бесконечно сидеть за стойкой и игнорировать сон и мигрени. Переутомился, наверное. Все подходят и просят что-нибудь налить, Хохотун предлагает в качестве платы сомнительные таблетки, меня аж передергивает.
Вкатывается Табаки, отряхивая почему-то мокрые штаны, смотрит на меня как-то странно. Дорогуша наклоняется над стойкой, просит чего-то выпить, а потом осекается и зовет Химеру проводить меня умыться. Я говорю, что все хорошо и шмыгаю носом, провожу пальцами по лицу. На них остается красное. Я смотрю на пальцы, пока Химера не накрывают мою руку и не выводит быстро со словами, что все хорошо и не надо смотреть. Пока я трясусь и пытаюсь не расплакаться, она моет мне лицо, а потом сжимает переносицу. Она такая нежная и заботливая в этот момент, но я плохо понимаю, что сейчас она правда как будто распускается, очень настоящая, потому что перед глазами пелена и мне кажется, что у меня все руки красные.
Успокаиваюсь долго. Суккуб и Рыжая влетают в туалет и захлопывают дверь. Подслушивают слова Ральфа. Мне, правда, ничего не слышно.
Голова кружится как-то все сильнее.

Снова вспоминаю про нож и воспоминание прямо не дает покоя. Бегу в девичью, роюсь в своих вещах. Абсолютно не умею хранить такие штуки. А если снова комиссия или обыски? По дороге к комнате вижу Мертвеца, ловлю его за руку и тяну за собой. В девичьей сидят Рыжая, Лорд, Дорогуша и Ворона. Они замирают и замолкают, когда я врываюсь, и я спешно тараторю, что десять тысяч раз прошу прощения, только возьму кое-что. Приходится завернуть нож к кофту, но она сползает, и я замечаю это уже слезая с кровати. Поднимаю глаза - все странно смотрят на меня. Жду порицаний, и тут Рыжая вопит, что за юбкой надо следить. Такого смешанного чувства стыда и облегчения и не испытывала никогда, извиняюсь еще много раз, потом вылетаю за дверь, и Мертвец ловит в объятия. Спешно отдаю ему нож, с какими-то сомнительными напутствиями, типа "Я не знаю, зачем и почему, просто забери, пожалуйста, потому что я его боюсь".
Мертвец как-то стремительно меняется в лице и тащит меня в ближайший туалет, требует объяснить, откуда он.
Чувствуя себя довольно странно, рассказываю ему про сон. Мертвец всему верит - он тоже тут не первый день живет, только стонет, что если это нож, которым убили Помпея... Я в отчаянии говорю, что могу забрать его обратно, но Мертвец отвечает, что только не хватало, чтобы я с ним попалась.
Снова спрашивает, как я себя чувствую. Не очень хорошо, конечно, но видно и так, что он волнуется. Обнимает, целует в лоб. Я ворчу, что в лоб покойников целуют, и он с улыбкой наклоняется ниже.

Накануне отбоя в Кофейник, где мы сидим с Мертвецом, влетает Табаки и начинает вопить, чтобы мы все попрятали. Я не успеваю ничего толком понять, дверь распахивается и под обреченное шакалье "Ну вот" входит Ральф. Ральф с порога начинает насаждать порядки и агрессивно трясти (слава Богу, не буквально) меня на предмет, что это мы тут всем подмешиваем в напитки. Включает яркий верхний свет. Я ничего не могу понять и теряюсь, за меня заступается Мертвец. Возвращается Кролик, теперь у нас судебное заседание на пятерых.
В ходе допроса удается понять, что некоторое количество воспитанников Дома упали в обморок и никаким образом не поддаются приведению в чувство, что Ральф изъял откуда-то странные таблетки (на этих словах он трясет коробком, который я видела у Хохотуна), что если мы ему не ответим, что тут происходит, то завтра он нас к Директору потащит и не будет брать на себя чужую вину.
Я обиженно тру стойку и вообще не понимаю, чего он на нас накинулся. Мертвец просит одну таблетку и нож, разделывает ее прямо на столе, юный химик. На все руки - и лягушек препарирует, и таблетки. Выносит вердикт, что таблетки явно не отсюда.
Ральф маринует нас еще какое-то время, потом говорит, что отбой через пятнадцать минут. Нам надо убраться, у нас привилегия лечь аж на полчаса позже. Все уходят, мы начинаем мыть чашки и столы. Ноги совсем подкашиваются, голова не соображает. Кажется, знобит...

Влетает Мертвец с обреченным "Я проебался".
Рассказывает, что у него только что выпал нож прямо на глазах у Ральфа и тот его, разумеется, отобрал с угрожающим "Завтра поговорим".
Я ужасно переживаю и почти ненавижу себя - ну вот что меня дернуло отдать этот чертов ножик Мертвецу? Зачем? Так его подставить...
Он вздыхает и говорит, что ладно, завтра разберемся. Хорошо, хоть не у меня его нашли.
Целует на ночь.
Температура скачет.

Кролик обещает проводить меня на девичьей, и на Перекрестке я снова захлебываюсь кашлем. Как будто что-то разрывается в груди, и прежде, чем хоть что-то понять, я вижу свои руки в густой красной... краске?..
Стекает по подбородку и из носа, на подол платья, на пол, я смотрю, смотрюсмотрюсмотрю.
А потом кричу, забыв про все на свете.
Кажется, в тот момент, когда вокруг меня собирается толпа, я теряю сознание.

Между.

Больно - не больно, страшно - не страшно,
Всё что было раньше теперь уже не важно,
Нет в глазах соли, не в словах перца,
Нет больше боли, нет в моем сердце.

Я, конечно, в коме.
И я этого ничего не слышу.

Не чувствую, как меня кладут в Могильнике и Ральф оттирает мне ноги от крови.
Не слышу, как истерит Базаров.
Не знаю, что мне переливают сначала кровь Кролика, потом, вспомнив, что он был под воздействием наркотиков, - Ангела и Русалки.
Не знаю, что приехавшая скорая ставит мне уколы каких-то препаратов.
Не знаю, что они пытаются стабилизировать внутреннее кровотечение.

С утра я точно так же не замечаю, как умираю. В сознание я не прихожу - кровь идет изо рта и носа, и, наверное, я просто захлебываюсь ею. Уточнять, от чего я умерла, вряд ли будут. Хотя кто знает, вдруг родители будут настаивать на вскрытии.
Какая разница.

Когда Ральф отходит от шока, он говорит, что надо пустить их со мной попрощаться. Только вытереть от крови и переодеть. Переодевать не во что, оставляют лежать в окровавленной ночнушке, прикрывают простыней.

Первым входит Сфинкс. Смотрит долго и серьезно. Отгибает край простыни, и почти сразу натягивает обратно, потому что дверь распахивается.
На вопрос "Тебя оставить?" вбежавший Мертвец не реагирует, кажется, просто падает на колени рядом с кроватью.
Он плачет очень долго. Хорошо, что я мертвая, а то мне было бы ужасно жалко его в этот момент. И я бы не знала, как его утешить.
Он целует меня в лоб - и на этот раз это более, чем правильно. Уходит, кажется, не выдержав больше.
Кролик держит за руку и повторяет, что этого просто не может быть. Кажется, он уходит таким же - потерянным и до конца не поверившим, что это правда.
Дорогуша не может пройти дальше двери - слезы накипают под очками.
Химера склоняется над лицом и шепчет, что, конечно, хотела бы, чтобы я ушла, чтобы за барную стойку залезать, но не таким же методом.
Девочки приходят все вместе и сидят со мной, Русалка повязывает фенечку, Рыжая тоже. Суккуб или Крыса гладят по волосам. Крыса поет.
Верь в мои сказки, верь без опаски, я тебя научу летать.
Когда они уходят, Крыса перерезает тонкую нить и прячет меня. Потом выпустит. Проводит туда и выпустит. Может быть.

Возвращается Мертвец и говорит, что ничерта не успел. Самое важное не сделал.
Надевает кольцо на палец, а Крыса говорит что-то очень странное, что-то вроде "Пока смерть не соединит вас" вместо "разлучит".

Зелень и Мертвец сносят мое обернутое простыней тело вниз, к машине.

Но мне все равно, я ведь уже ничего не чувствую.

По Ту сторону.

Буду ли Дома, станет ли Домом
Всё, что достижимо, но по сути невесомо,
Всё что легче чем дым, легче, чем воздух,
Глубже, чем сны, дальше, чем звёзды.

Я открываю глаза и вижу шатры Цирка.

На цирковое представление меня ведет какая-то красивая девушка в сиреневой юбке. Я не знаю, кто я и где я, но это место мне смутно знакомо, ощущениями, а не картинками. На цирковом представлении клоуны и фокусники, ручной тигр и девушка в красном, что танцует под глухой стук барабанов. Это все такое красивое! Такое яркое! Я понимаю, что ничего не помню, но больше всего на свете хочу к ним.
Передо мной появляется импозантный мужчина в цилиндре и красном пиджаке и предлагает руку. Это - Хозяин Цирка. Я принимаю его ладонь и спрашиваю, не ищут ли они новых актеров для труппы. Я очень хочу вступить. Что я умею делать? Танцевать.
Он просит меня станцевать и я танцую.
Добро пожаловать, дочка.

К нам то и дело приходят всякие разные люди - и все ведут себя ужасно странно. Я впитываю этот мир как губка, запоминаю его устои и правила, и все мне кажется логичным и понятным. Красивый мужчина в черном хватает меня за плечи и трясет с криком "Ты жива!"
Предлагаю ему свою руку и померить пульс, чтобы убедился.
Потом он садится писать новые законы этого места, а мы находим ему плащ и корону и провозглашаем королем этого места, раз он так хочет командовать. Даже на трон умудряемся посадить и приносим ему хвалу.
Он сажает меня на колени и спрашивает, не обижают ли меня здесь. Спрашиваю, а что, если обижают, тогда вы меня похитите и увезете в закат? Ну, вы такой красивый, что я согласна.
Он выглядит довольно потерянным. Мы называем его Графом, хотя он кричит, что это не его имя.

Лес-Лесок, ходит, шелестит, пахнет травой и землей. Когда я ложусь на его колени в баре, он смеется, что ко мне тянутся цветы и дарит один, проросший навстречу.
Танцует вместе с нами на Ярмарке. Смеется и заражает меня привычкой говорить стихами.

Красивое существо в зеркальной короне представляется Саарой и вешает мне ошейник на шею, дергает за поводок - я теперь его. Я смеюсь, еще не осознавая всей опасности. Пускай, здесь все игра.

Господин в белом представляется Мэром Чернолесья и просит отойти поговорить. Я не смею отказать - мы говорим. Он говорит мне, что знал меня в другом мире и что я умерла. Что он вернет мне память. чтобы я вспомнила о важном человеке, но взамен я должна буду остаться тут и никуда не поехать. Я прошу время подумать, но он и не торопит.

Арджентум чирикает в клетке, Квинн, а теперь уже скорее Зверь подкармливает ее печеньем. Я хочу подарить Арджентум свободу, но такую, чтобы ей было хорошо. Выпускать ее в пустыне или даже здесь - неправильно. Хорошо бы найти ей друга, лучшего, нежели я.

Красивый мальчик приходит в Цирк, а с ним девочка в белом, что так рада видеть одного из жителей гостинице. Устраиваем для них персональное представление. Девочку, что прерывает чужие жизни, просим прервать жизнь заживо оперируемой женщины. Мальчика, что боится женских криков, заставляем смотреть - и он вырывается, чтобы помочь, но мы держим и он быстро сдается. Я увожу его на поляну и долго говорю с ним там. Мне не хочется, чтобы он ничего не понял. Не хочется, чтобы считал нас злыми. Мне хочется, чтобы он отпустил черноту из сердца и заполнил пустоту - и жил.

Я сижу в клетке и пою песни. Мимо пробегает мальчик-Чудак, и Гвалт заковывает его в кандалы. Они смеются и что-то делают, потом убегают все вместе и я снова одна, и снова пою. Приходит мальчик-тень-от-красного-дракона и приводит с собой другого, красивого, синеволосого. Синеволосый смотрит странно, как будто увидел что-то страшное во мне, ничего не говорит. Я вежливо предлагаю разделить со мной отдых на природе, тяну руку. Он хватает за руку и спрашивает, откуда у меня это кольцо.
Не знаю, нашла или подарили. А что?
Это мое кольцо.
Ох, тогда я отдам его тебе, прости.
Он мнется и просит оставить себе. Я его не понимаю, но пускай.
Предлагаю провести экскурсию по Цирку и веду за руку за собой. В гостинице он сталкивается с Леопардом и все забыто - они идут вместе в Таверну, а я лечу по своим делам, которых у меня нет - играться с Кэрротом, танцевать с Мэлоди, смеяться с Клешней.

Синеволосый представляется Змеем и чинит развалившегося коня, по которому я так причитаю. Мгновенно зарабатывает от меня килотонны расположения. Потом рассказывает сказки, а мы выступаем в главных ролях его сказок. Они все так нравятся, что я предлагаю ему остаться в Цирке. Он пространно жмет плечами, мол, подумает. Танцует со мной на Ярмарке, после того, как зашивает грудь нашей новенькой рыбке, у которой вынули сердце. Снова рассказывает сказку - про двух братьев.
Мне он нравится, и я хочу уговорить Папу взять его в Цирк.

Мальчик, что все видит во сне, говорит, что он станет веселее, если поцелует меня. Смеюсь и разрешаю поцеловать, потом сама целую. Мне ничего не жалко, зачем грустить!

Какие-то ребята сидят за столом Эмиля, вклиниваюсь, перебиваю, смеюсь и мешаюсь, а потом снова убегаю.

Каждый второй кричит мне "Ветер, ты жива!", и я всем даю руку померить пульс. Вежливо ответствую, что меня зовут Луазо, l'oiseau, "Птица".

Змей и мальчик-по-имени-Воздержусь пробуют говорить со мной по-французски. Откуда я вообще знаю, что такое "французский"? Просто какие-то красивые словечки. У Воздержусь выходят осмысленные фразы, а у Змея заплетается язык и он смешной. Наливаю им в Таверне, пою песни на другом языке и лечу дальше.

Когда он возвращается снова, накануне последнего выступления, я чувствую его оборванные нити - он тут навсегда. Его рот в крови и я увожу его вытереть ему кровь, чтобы не пугал никого на представлении, чтобы всякие потом не набрасывались с криками, что мы детей на мясо продаем и едим его потом. Спрашиваю, не надумал ли он остаться. Он уклончиво улыбается.

Прямо перед началом представления, меня ловит Граф, обнимает и просит прощения. Я смеюсь, и отвечаю шепотом, что главное - чтобы он сам себя простил, а я зла ни на что не держу. Потом он повторит свою просьбу, много позже, и с какой-то болезненной настойчивостью уточнит, точно ли мне здесь хорошо.
Мне здесь очень хорошо, я счастлива. Кажется, это его успокаивает.

На последнем выступлении мы танцуем с Мэлоди, а потом с Марой. Синеволосый выходит поучаствовать в конкурсе дрессировщиков и побеждает. Спешу поздравить его и сказать, что я счастлива, что Цирк обрел такого дрессировщика! Мэр галантно говорит, что я великолепно танцую и я очень польщена. У его ног сидит кошка. Красивый мальчик в черной шляпе тоже хвалит танцы и говорит со мной на чистейшем французском, чем мгновенно завоевывает мою симпатию. Наш новый синий дрессировщик без стыда целует меня и мне весело - последнее выступление, пусть все веселятся!
Охотник выводит меня как одну из ассистенток и ставит мандарин на голову, а потом сшибает метким выстрелом.
Показываем пантомимы. Дама в Красном танцует. Цирк, Цирк, Цирк!

Позволяем всем остаться после выступления и гулять. Цирк потихоньку начинает сворачиваться и у меня колет сердце. Почему-то невыносимо и грустно, и надо решать, и спрашиваю у Папы - можно ли мне поехать с ними? И он отвечает, что конечно, я же ему как родная.
Иду к Сааре, короны нет, только ряд острых зубов скалится. Отдаю ему поводок и позволяю вести куда угодно. Он просит за мою свободу птицу. Я говорю, что не могу расплачиваться другом за себя, почему я сама не могу отвечать за свои поступки?
Он настаивает и говорит, связан с Лесом и ей будет хорошо. Колеблюсь. Арджентум чирикает в клетке. Ей правда лучше в Лесу, а не со мной...
Ужасно боюсь, но раскрываю клетку, аккуратно ловлю ее и передаю в руки Саары. Чувствую, как бьется крохотное птичье сердце.
Саара смотрит на нее, бережно сжав, и отвечает, что это великий дар. Это свобода - за свободу. И возвращает ее мне.
Плачу от облегчения.
А он поет мне тихим шепотом - я тебя научил летать - и я повторяю за ним, потому что знаю каждую строчку этой песни. Откуда бы?

Я все сильнее хочу вернуть память - и неважно, что я вспомню свою смерть. Мне кажется, я теряю что-то очень важное. Но я не хочу сделок. Мои мучения видит Чудак, просит минутку, отходит со мной в сторонку и дает что-то выпить. Что, яд? Да неважно уже. Пью, про все забыв...
И все вспоминаю.
Забрызганное кровью платье, руки Мертвеца, девочек в комнате, Рената Борисовича и его обходы. Свои сны и эти места. Этих людей - там и тут.
Это слишком. Это слишком и я могу только выть в мокрые от слез ладони.
Но я благодарна Чудаку. Или Кролику. Две личности в одном мальчике.

...Меня отпускает сильно нескоро, но первая мысль, которая проносится в голове, конечно о Мертвеце. Он стал нашим дрессировщиком. Мы что же, теперь уедем вместе?
Я так долго не могу его найти, что впадаю в отчаяние. Замечаю в Кофейнике Суккуб и Сфинкса. подсаживаюсь к ним. Обнимаю. Я так рада их видеть. Я так счастлива их помнить. Я говорю им что-то, говорю и про Мертвеца, поворачиваю голову и вижу его в дверном проходе.
Кажется, я даже ударяю его спиной о дерево, настолько быстро вскакиваю и не успеваю затормозить, и мне стыдно, но радость перекрывает все, я реву ему в плечо, и говорю, что все забыла, но все вспомнила, что я его люблю, и да, конечно, я согласна. Мы же уедем? Уедем, правда?
Мертвец говорит, что он остается.
Что-то натягивается внутри, готовое порваться.

Проходит невыносимо долгий час разговоров всех со всеми - Мертвеца с Папой, Папы со мной, Мертвеца и Рыжего, Рыжего и Мэра, Мэра и меня, Мэра и Мертвеца. Мертвец не хочет уезжать, потому что здесь остаются Рыжий, Сфинкс и все наши друзья. Ведь действительно - наши. Теперь, когда я их вспомнила... Но у меня ведь была настоящая Семья? Мертвец договаривается с Мэром, чтобы Цирк приезжал часто, чаще, чем обычно, чтобы мы виделись с ними. Кажется, он пытается успеть везде и все. И волки сыты, и овцы целы, да? Он так старается...
Я отказываюсь от мечты ехать с семьей и Цирком ради него. Они ведь вернутся однажды? Рыжий хочет уйти - и что тогда будет нас держать?.. Может, уже через полгода мы вернемся к ним, в Цирк, а пока я хочу остаться с Мертвецом. Остается и Кэррот, чешу его за ушком.
Остаются с нами Волк, Сфинкс, Рыжая, Крыса, Русалка. Прорастает Лес. Твари кричат песни под лунным небом и бьют посуду. На Ярмарке остаются немногие, помогающие цирку собраться. Папа (мне еще можно его так называть?) целует меня на прощание и говорит, что надерет Мертвецу уши, если узнает, что мне тут плохо. Псих и Дракон уезжают с ними. Я сижу рядом со Сфинксом, а Мертвец засыпает на мои коленях, спиной в траве.
Я думаю о том, что здесь он не болен. И я тоже нет.
И мы будем жить.
И может, я даже увижу его настоящий цвет волос? По его признанию - пепельно-русый.
Мне смешно от таких мыслей и Сфинкс улыбается рядом.

Я так люблю этот мир, мальчика на своих коленях и всех своих друзей.
Я правда счастлива.

Ладонь в ладонь - и к небесам, и смерть долой,
И вечная весна,
И мы с тобой.

Спасибо.

Мастерам - за то, что вновь пустили нас в этот мир. Яну, что носил его полгода в сердце и смог воплотить. Вете за титаническое АХЧ, спокойствие и любовь ко всем людям, втч и проебщикам. Игротехнической команде за все совместное, что пережили. Прекрасные!
Игрокам, которые оживили тот мир, что предложили мастера. Каждому из вас - живому и настоящему.

Мертвецу - господибоже, свет мой, ты поселил в моем сердце веру, что об любовную линию можно не убиться, а быть счастливой. Все время, что мы играли вместе, делали Ветер и меня очень счастливыми.

Сфинксу - просто потому, что я обожаю тебя. За все.

Братцу-Кролику за все, что он сделал, помня и не помня себя. За то, что был рядом, когда Ветер не стало.

Девочкам, моим самым лучшим и любимым, великолепной Крысе, яркой Рыжей, нежной Суккуб, чарующей Русалке, ответственной и печальной Аспид, жгучей Химере, колкой Ехидне, вездесущей Мухе, мрачной Вороне, понимающей Кунице, красивой Кукле, светлой и открытой Счастью.

Рыжему за этого сильного мальчика, что жил всему вопреки и боролся каждый день.

Дону, такому смелому, сильному и такому неверящему в то, что прекрасен таким, какой есть.

Зелени - невероятный друг, видеть тебя твоей Стае было так прекрасно, потому что всегда тепло видеть того, кто на своем месте, с друзьями, предан им и весел.

Волку за эти невероятные домовские моменты, будто Дом растет в самом Волке и когда ты подходишь ближе, он тебя окутывает.

Доктору, Ральфу, Базарову, Карениной, Ворону - за невероятный административный состав, такой разношерстый и такой любящий нас.

Лесу-Лесочку - потому что нет ничего волшебней тебя, твоего шепота и мягкой травы, касающейся щеки, когда лежишь на твоих коленях.

Всем и каждому, кого не упомянула лично - вы лучшие. Вы самые прекрасные. Спасибо вам.
Я надеюсь, что до встречи?

@темы: н е ж н о с т ь, те миры., Изнанка

---

если до финиша никто не добежит.

думаю о том, что хочу поиграть какого-нибудь Глав Мудака Полигона, только не из серии "трепетный и драматичный", а такой, практичный расчетливый тип, у которого есть своя жизненная философия и устойчивые парадигмы этики и морали, и это такой тип героя, что ты невольно начинаешь задумываться, что а вдруг, все и правда так, а это не просто так ладно и хорошо пиздит, что ты ему веришь?
не знаю, с чего бы вдруг.

декабрь стремительно убегает, долги стремительно пишутся, тошнит стабильношестой день, хотя вроде бы и ем, и сплю. временами на пустом месте истерика, то отключение мозга в стадии странного веселья, то спонтанное предобморчное состояние до слез. я сознаю, что это нервы и надо просто на природу хотя бы съездить и витаминок попить, но какие витаминки, когда я каждый вечер о банальной мази забываю.

брат позавчера сказал, что все еще лелеет мечту найти мне носки с динозаврами. зачем он у меня такой хороший.

очень хочу январь и подготовиться к лаборатории. тихо надеюсь, что люди придут и мы сможем ее провести. очень хочется такой опыт исследования, особенно с такими заданиями, которые уже есть. нет времени почитать нормально психологию слепых и слабовидящих, а я втянулась и хочу знать, что дальше.

у соседей за стенкой так шумит вода, как будто там потоп. проснусь завтра, а за окном киты плавают.
весь мир утоп!

снилось сегодня, что мы танцуем в моей комнате какие-то смешные связки с балетными элементами, а потом зачем-то мне ставят два симметричных засоса на шею, и у меня четкая ассоциация со стимпанком. не знаю, почему. как очки круглые на шее.

не хочется совсем ничего - только спать. даже Новый Год почти не хочется - это ж спать не будут давать! хотя мы сегодня поставили елку и праздничного настроения прибавилось. хочется украсить дом, повесить светяшки, достать гитару и петь песни. и еще потанцевать. ребята решили замутить горячие игры в крокодила с перцем (СНОВА. КУПИТЬ МОЛОКА НАДО), твистер, еще настолок, погулять ночью с бенгальскими, а вечером первого - в кино.я волнуюсь, что у меня не собраны подарки.
и что надо купить крылышки феи и зарядить фотик.
ночью как всегда нагрянет кто-нибудь внезапный - вангую Ферзя на пороге.

---

Самая Длинная крадется по коридору и щелкает Колесо.

к сожалению, в наше время не работает фраза "сейчас мне надо сосредоточиться на учебе, это - моя основная обязанность".
я стала много задумываться об этом и поняла, что удивительно, как часто мне это повторяют родители. не в смысле фраза удивительная, а в смысле банально по количеству раз повторенного. причем, они сами себе противоречат, заводя разговор о заработке, карьере и всем остальном, потом снова возвращаясь к диалогу про учебу.
нельзя сосредоточиться только на учебе, увы, потому что необходимость работать на будущее присутствует постоянно. тонкая грань между "карьера - это далеко, призрачно и пока не про меня" и "надо вкалывать как проклятый уже сейчас, чтобы обеспечить себе место" - такая зыбкая штука. эта идеальная середина между учебой и примеркой к своему будущему такая непрочная, что просто :С.
мне кажется, у тебя должно быть что-то такое, что даст тебе на это силы. в идеале - другой человек, друг он тебе или любимый, неважно, словом - существо близкое, родное и умеющее поддержать. по сути, мы черпаем силы и вдохновение не всегда только в себе или в окружающем мире, а во многом - в отражении себя в окружающем мире, в словах поощрения и поддержки, в банальной улыбке в ответ на твою хлопоту. если сосредотачиваться на любимом деле, какой-то отдушине, рискуешь свалиться туда и запороть основное. если сосредотачиваться на работе - зашоришься и не сможешь оглянуться на все остальное. так что хреново быть, например, мизантропом. хотя думаю, и у мизантропов находится кто-то близкий.
психология социальной взаимной зависимости. звучит удручающе, наверное. можно перефразировать - психология социальной взаимовыручки!
я стараюсь почаще повторять себе, что жизнь - такая дикая штука, что ты не проживешь дважды не то, что год или месяц своей жизни, а даже микросекундочку. с одной стороны от этого как-то не по себе (сегодня на кондишне мы обсуждали, что нельзя употреблять слова типа "жутко", "плохо" или "ужасно" и прочие негативно окрашенные - ну или сводить их в речи к минимуму), с другой стороны с такой философией рискуешь удариться во все тяжкие.
ну вот типа я бы писала этот пост, а про себя бы думала ОБОЖЕМОЙ ДВА ЧАСА НОЧИ ты тратишь свою жизнь на пост, а надо поспать и бежать работать! но я работаю же. я структурирую.
мне иногда надо выговариваться.
(недавно совсем было хорошо, хотя я и не выговаривалась, я анализировала. это как будто тонкую паутинку распутываешь, аккуратно-аккуратно, шаг за шагом).
пользу дневников подтвердило уже столько человек, что даже напрягаться не надо - можно просто верить в то, что терапия записывания своих мыслей и своих дней - это важная часть индивидуальности. можно вникнуть поглубже и почитать исследования. я почитала и теперь размышляю, как меня характеризует то, что я люблю именно дайри. по сути, это же аттеншнхор немножко, ты выкладываешь свои мысли на обозрение и все вот это. с другой стороны, я могу признать, что банально люблю интерфейс, а печатать в вордовские доки для меня неудобно, потому что теряется, а лентой проще пролистать. словом, не знаю. социальные твари и все такое.
возвращаясь к мысли про будущее, которое так волнует меня и еще кучу моих сверстников... не знаю, что я тут пытаюсь законспектировать. на самом деле мысли есть, но они какие-то рыхлые и ленивые. я читаю книгу и думаю о том, что я неплохо справляюсь, не знаю, чья тут заслуга - родителей с воспитанием или просто благоприятной среды, в которую я попала. у меня есть несколько крупных недостатков, но сейчас они легко исправляются, и, собственно, будущему не угрожают с такого ракурса.
пожалуй, мне чудовищно не хватает мотивации. я все понимаю умом, но не могу делать руками. почему? наверное, я знаю, почему, но знание в данном случае не является ключом к решению проблемы.
меня радует, что я не чувствую себя на штормящем корабле неизвестности. круг моих интересов очерчен, я вполне четко могу сформулировать, что я умею делать, что мне нравится делать и что попадает в обе эти категории. я могу разграничить в голове то, чем мне нравится заниматься и то, что реально может приносить прибыль. я имею классный суппорт из старших людей и сверстников. словом, надо исправить несколько кривых линий, которые загибаются в землю, и глядишь, перестану тратить свое время на совсем уж бесполезные вещи, которые сознаю, но никак не могу выкинуть из своего расписания.
так хочется столько всего успеть узнать и увидеть. надо сделать так, чтобы возможность это сделать была обеспечена не в ущерб своему будущему.

---

если вы любите яблоки, то вы наверняка знаете - самым вкусным всегда будет первый укус. оно такое красивое - красное/зеленое/желтое, маленькое или большое, с блестящей кожицей, и вы прокусываете ее, и сладкий сок, и мякоть, и дальше, внутрь, к косточкам... но все равно самый вкусный - первый укус.
мне нравится кусать яблоко, пока на нем есть кожица. когда остается одна мякоть - я теряю интерес, потому что больше не так сладко и ничего не хрустит на зубах, не надо прилагать усилия, чтобы это что-то перемолоть. в детстве мама всегда резала мне яблоко дольками, чтобы каждый укус получался с кожицей, иначе яблоко бросалось на полпути.

мне нравятся носки с динозаврами. я лелею мечту однажды получить себе такие - нелепой длины, чтобы торчали из кроссовок, чтобы на них обязательно виднелись динозавры - может быть, тиранозавры? или стегозавры. мне кажется, если написать любой набор окололатинских созвучий и добавить "-завр" в конце - такой динозавр непременно сыщется в энциклопедии.
я не знаю, почему динозавры. в детстве я думала, что стану археологом. в моих фантазиях я всегда бережно открывала замочек на сложенной в много раз тряпочке, внутри которой рядами крепились кисти, выбирала нужную и начинала бережно счищать вековую пыль истории с костей какого-нибудь брахиозавра. мне было лет шесть, а я уже причисляла себя к рядам тех, кто творит искусство. потому что кисточку не доверят в руки тому, кто не имеет отношения к адептам культуры.
но реальность неумолима и беспощадна - я не археолог, а горе-филолог-танцовщица, и носки с динозаврами на ebay стоят слишком дорого для моего бюджета.

мягким хоботком они обнюхивают твою грудь, когда ты спишь, скусывают кожицу в ложбинке между ключиц, по их телу проходит дрожь - еще бы, они предвкушают ночной пир. они пробираются в самую глубь, к сердцевинке, по жилам и венам, по жиру к мягкой ткани костного мозга твоих снов, и аккуратно выедают самое вкусное. улыбку, мелькнувшую на побережье. слова, сказанные шепотом в подвале. причину, по которой ты бежишь в туманный рассветный лес.
ты просыпаешься с утра и не помнишь этого - ни улыбки, ни слова, ни причин. может быть, только подвал и лес.
сон становится дырявым и просвечивает в утренних лучах солнца.

я люблю читать. у меня -9, потому что в детстве я читала в темноте, забывая включить свет. возможно, эта причина более-менее достойная, хотя сложно придумать что-то достойное, когда вопрос о твоем здоровье, точнее говоря, об его отсутствии.

я люблю девушек с холодными пальцами - они становятся тонкими и будто бы хрупкими. удивительно, как фантазии и ассоциации сами достраиваются, если ты смотришь на какие-то совершенно обыденные (восхитительные, непередаваемые, уникальные) вещи - золотые волосы, которые на солнце становятся стекающей жидкостью, на глаза, в которых не один, а сразу три оттенка. удивительное дело, сколько поэтических сравнений и сказок рождается казалось бы на пустом месте - совершенно пустом, если не считать многоэтажек спального района, нечищенных дорожек и прочей ерунды человеческого мира.

в странах северных, где на скалах растет мох, а воды помнят гладкое дерево драккаров, Северное Сияние называют Лисьими Искрами, потому что люди верят, что в эти ночи лисы бегут на охоту в снежные поля, и их хвосты поднимают в небо сияющие и переливающиеся снежинки, и те волнами распадаются в небе, а лисы бегут в поле, и хвосты их метут за ними узоры.

девушки с холодными пальцами не любят меня - хотя я их не ем. вот у яблока, например, есть все основания меня не любить, потому что я сгрызаю с него кожу. даже у носков с динозаврами, пожалуй есть, и не одно, а целых два - я предала их кости и не сметаю с них пыль кисточками и я никак не куплю носки с ними. но у девушек - у девушек решительно нет. я не краду их сны и даже иногда гоняю ночами тапиров с хобботками от их кроватей в надежде, что с утра они вспомнят слова, что говорили им в подвале (на крыше/на поляне/посредине моря). я рассказываю им об их Ара-Митаме и плету сказки, хоть последнее время все чаще стараюсь забыть о том, что сказки - мое ремесло. у меня хорошо получается забывать - вот уже и слова, даже в таких простых текстах в никуда становятся какими-то глупыми и напыщенными (наверное, все дело в том, что я заставляю соседствовать абсолютно не подходящие друг другу слова - пускай же они простят мне мои лапы, я и так долго училась управляться с клавиатурой), и они решительно не передают ни очарования, ни чудес. остался еще чай - можно заваривать девушкам с холодными пальцами чай.

своими хвостами лисы пишут сосны и скалы, макают их в чернила и рисуют узоры на чешуе карпов и драконов, текучие облака над пагодами, узоры в бамбуковой листве. хвостами лисы поднимают снег в воздух и заставляют его искриться. хвостами лисы указывают ветрам, в каком направлении нести запахи зеленого чая и звон колокольчиков. без хвостов лисы решительно обыденны и редкому любопытному удается разглядеть в лисе лису. впрочем, они не скрываются - те, кто живут по эту сторону Перевала. рассказывают сказки, а на самом деле даже не выдумывают - зачем бы им. здесь любая правда за сказку сгодится.

мне кажется, я жду момента, когда можно будет вернуться если не домой, то хотя бы к самой границе, хотя бы на время, к Дому светлой Богини, где дорогу на вершину горы ласково обнимают тысячи огненно-рыжих торий.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

надо теги что ли почистить, столько ненужного.

у меня есть дневник, который никто не читает, а значит сюда можно писать. вот ведь парадокс, стоит сказать "никто" и в комментариях сразу образуются люди и слова, поддержка и "гамбатте всебудетхорошо".
не знаю, как объяснить, что мне не надо этих слов. всегда боюсь обидеть - они ведь искренне беспокоятся.

я читаю, вижу и слышу всякое и мне иногда странно и грустно, как неумолимо все поменялось, и ведь это было медленное, планомерное и долгое изменение. я в нем жила. я его ощущала. как будто каждый день ходишь мимо стройки, но вот когда все заграждения сняли и ты видишь, что нет больше старой детской площадки/магазина/чегоугодно, мимо чего ты ходил всю жизнь - вот тогда вдруг накрывает ой, ностальгия.

брат пишет, я иногда читаю и перечитываю, и иногда мне малодушно хочется на три, два года назад. хотя грех ведь жаловаться - и сейчас все хорошо. замечательные люди вокруг. друзья. танцы. ты, вот, например, есть в моей жизни. косвенно, но.

грущу, что опять похерила скилл писания стихов, но у меня на этот счет свои мысли. это все нарабатывается, и когда пишешь много, то получается такое - вааау, перечитываешь года спустя и думаешь, хм. хм. а я ничего так. когда долго не пишешь, закономерно и два слова связать не можешь.

я не могу писать без импульса из вне, но вот когда он есть, я смотрю и понимаю, что все слова потрачены.
тем не менее ты так жжешь меня изнутри, что хочется попробовать (хоть я заранее и программируюсь на провал и ничего-не-получится).

странное отношение к ролевым играм. с одной стороны здорово и интересно, с другой стороны они стали тянуть из меня все соки. и отказываться не хочется, и продолжать как-то тяжко. социальное, мать его, хобби.
хочу поиграть в связку "любовь-до-гроба-все-ради-тебя-сделаю", но не с кем. на Колошме была такая история, но времени не хватило как-то. тут вот надвигается революционный штаб накануне битвы, настроение завтра-мы-все-умрем, и вот сюда бы подплести эту самую любовь-до-гроба с мыслями о том, что все пиздец, главное - не умереть раньше времени, когда понадобится спасать свою любовь. но я сомневаюсь, что такая завязка будет. а Брайан просто сомневается. кажется, у него это профессиональная черта - сидеть и сомневаться. но учитывая, что физиология говорит ему, что он мальчик, а отражение в зеркале - что он девочка, я бы тоже много и долго сомневалась бы.

мне очень хочется <неважно>, и вдруг случится какое-нибудь новогоднее чудо? хотя, наверное, запал волшебства потратится на то, чтобы я не вылетела из универа, учитывая то, что я не хожу в него все полугодие.

надо искать и собирать подарки всем на НГ.
надо учиться.
надо работать.
надо на до надо.
я хочу в одеялко с тобой закутаться и говорить о чем-нибудь. какая разница. ты так классно пахнешь.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

из неизданных отчетов, часть три.

#ЁбанныйВьетнам!

- Фиори, Фиори, я умираю, как хочу во Вьетнам. Возьми меня в техи?
- Чаечка, а давайте!
- (Только я в душе не ведаю канона...)
- ...

(больше всего я люблю играть в игротешку. это ж столько всего смешного можно учудить!)
спасибо Фиори и Коту за воссоданный мир и возможность побыть в нем.
Фиори, ты героический герой, актер двадцати ролей, отличный координатор и просто котик!

*

*
("Ты истеричка, тебя зовут Карл, ты обиделся..." "Я шевалье?" "Ты истеричка-шевалье" "Окееей, ща поистерим")
...Пошатываясь, заворачиваю за очередную пальму - и без разбору пру на Аншела, готовый порвать его голыми руками (ха-ха, шутка, очень смешно). Аншел смотрит на меня умилительно-ласково. Начинаю беситься от того, что представил, как выгляжу со стороны: обескровленный, злой и с дрожащей губой. Почему этот мудаёб вечно заставляет меня чувствовать себя пятнадцатилетним?!
В процессе диалога (монолога: я плююсь вперемешку словами и слюной, а Аншел молчит и смотрит) ему приходится дважды или трижды схватить меня за руку после слов "Да блять, я пойду и выпилю этот бункер и дело с концом!"
Решительно не понимаю, к чему эти проволочки, когда ей - Ей! - плохо. И она там. И он, такой весь из себя первый и единственный, проебывается здесь, пока я отдуваюсь сразу за всех. Как все хорошо - так мы все в ногах у нее валяемся. Как она великая княжна Анастасия - так конечно, все на балах ее сопровождаем. А как проблемы, рукокрылы через границу, Она с дикой жаждой - так сразу Карл, иди сцеди пять литров крови.
Конечно, я сцежу. Я люблю ее, в отличие от вас, уроды.
- Мне нужно двенадцать часов...
- Пять! - срываюсь на визг. - Пять и я вернусь!
В тот момент мне даже в голову не приходит, что Аншел может раскатать меня в банановый лист и подвесить на ближайшую пальму - и никто не узнает.
- Хорошо, - жутенько улыбается он. - Пять.
Хватаю его за грудки, чтобы хоть как-то выместить обидную злобу, что даже сейчас он почему-то все равно как будто выиграл, и со всей силы толкаю спиной вперед куда-то в джунгли. И ухожу, пошатываясь, расплываясь в злой улыбке - нельзя трогать бункер? Хорошо, бункер я не трону.


*
(В остальное время мне "везет" ни разу не сложиться хироптерой и даже никого не сожрать. Только скребыхаться под дверьми бункера и посылать брату в три ночи сообщения "Чувак, срочно найди мне запись когтей по стеклу или по металлу!")

- Смотри-ка, Теодор, кажется дверь бункера проседает под когтями. Еще секунда - и они будут внутри! Смотри-ка, Теодор, кажется Хэллоран превращается в такую же тварь, как вы изучаете... Он сожрет вас всех, сожрет прямо здесь! Его надо пристрелить, пока не поздно!

- Клемент, ты же ничего не понимаешь. Вообще ничего. Как это вообще можно понять, Клемент? Смотри, все разбито, раскурочено, приборы не работают, еще и Теодор, которому ты так доверяешь, хочет тебя убить. Они все здесь - пре-да-те-ли!
(Клемент Хэллоран хватается за волосы. Ощутимо. Не таскай внутренний голос за волосы, таскай себя! :Р)

- Оливер, они знают. Они все знают. Они знают, что это ты виноват. Они расстреляют тебя без суда и следствия - прямо здесь! Оливер, они знают...

- Эрик, весь бункер горит. Все, мать его, взлетает на воздух, а тварь уже дожирает твою ногу. Слышишь, как кость хрустит? Твоя кость, Эрик! Больно тебе? Ничего, скоро догоришь заживо и все закончится...

- Мама, это я! Мама, я так скучал... Пойдем домой, мама! Все эти американцы - это они виноваты. Они воюют на нашей земле, они убивают наших детей, они сжигают наши дома. Загнали вас сюда на эксперименты. Это они во всем виноваты! Мама, пойдем домой...

- Они бросят тебя здесь, Джордж. Они уже бросили. Оглянись - ты один. Тебя оставили здесь и никто за тобой не вернется. В твоей части даже не вспомнят про какого-то там Миягуску. Вьенамцы возьму тебя в плен - и будут пытать, отыгрываясь за все, что вы натворили на их земле. А потом сгноят тебя в каком-нибудь сарае, а ты будешь так слаб, что даже несвязанный не сможешь выбраться. Ты сдохнешь в одиночестве на этой земле, Миягуску, ты никогда не увидишь дом.

(- Когда я снова захочу пить кровь?
- Поздравляю вас, теперь вы хотите пить ее постоянно! С перерывом в десять-пятнадцать минут после употребления. (Merry Christmas!))

- Ребекка, ты никого не спасешь. Смотрела, как раньше они умирали, и будешь смотреть теперь, беспомощная, безответственная. Как ты вообще попала в Щит, Ребекка? Кому ты такая нужна? Бесполезная...

- Скоро все вскроется, Ричард. Скоро все будут в курсе, каким образом ты вдруг стал таким блестящим специалистом. И тогда - знаешь что? Они вытолкают тебя на съедение тварям первым.

- Учитель Фан! Вы не учили нас, как защищаться от такого. Это не похоже на чрезвычайную ситуацию из учебника, учитель Фан! Знаете, за что нам все это? Знаете, за что вам это? За отстрелянных вьетнамский собак. За зарезанных собак. Это все вы виноваты. Вы - и убитые собаки. Смотрите, учитель Фан, как быстро у учителя Ли затягиваются раны на ногах и руках. Смотрите, он уже скоро сможет встать. Встать, чтобы броситься на кого-нибудь - может, на вас? - и сожрать заживо. Он же такой же, как и те, за дверью. Вы ему еще доверяете? Ха!

- Акихико Окамура? Военный фотограф? Японец? Что же ваша страна не заботится о вас, Акихико-сан? Они бросили вас здесь, Акихико-сан. Они не вернутся за вами. Стране плевать на вас. Вы больше никогда не увидите Японии, Акихико-сан... Спеть вам колыбельную на ночь? Ночь не закончится никогда.

- Эй, Дэвид. Во всем виноваты жидомасоны-рептилоиды. Они разумные, Дэвид. Они скоро захватят мир - это Заговор...

- Пьер, посмотри. Они все мертвы. Вся твоя группа мертва. Отсюда не выбраться, Пьер. Они все мертвы - из-за тебя. А хироптеры уже пересекают границу - скоро они накроют весь мир. Вы не справились, Пьер. Ты не справился.

*бонус - шизофрения Аншела*
- Смотри, все идет так, как я задумал. Они скоро сами друг дружку перегрызут.
- И ты заодно с ними. Разговаривать с самим собой - плохой признак.
- Мне нечего терять. Лучше спой еще, мотивчик песенки прилипчивый.


*
- Штаб?.. Штаб! ШТАБ!
Рация надрывается, с нее довольно утонченно стекает кровь. Искусство прямо. Переступаю через тела, протягиваю руку и вырываю провод, чтобы не надоедала. Не надрывайся, не докричишься.
Сытым я прямо добрею.


*
Вьетнам такой большой и такой заросший - почему же нам с этим выходцем из драматического сценария готической пьесы не удается разминуться? Впрочем, все к лучшему. Он весь из себя переживающий и уставший, а я сытый и в приподнятом настроении. Оставляю ему смачную дырень в животе, он награждает меня несколькими ранами от ножей.
Раз-ми-ноч-ка.
Он спешит в бункер - ха-ха, посмотрим, как они там с Аншелом запоют при виде друг друга. Шоу!


*
Спустя пять часов я, вежливо постучав, отгибаю стальную дверь бункера, заодно снося баррикаду из хлипеньких стульев у входа. О, как страшно, как ужасно, ногу сломишь в этих... щепках.
Сзади воют хироптеры, почувствовав запах крови и человеченки из недр подпольев - я принюхиваюсь и сам, с удивлением отмечая одного почти-обратившегося на территории бункера. И что, там еще даже не всех сожрали?
Мне навстречу высыпает стайка испуганных ученых, лупает глазами.
- Добрый вечер, - очаровательно улыбаюсь я. - А я тут...
Не успеваю договорить - взмах катаны, кровь. Из комнаты вываливается девочка-в-белом, ее лицо перекошено гримасой ярости. Какое знакомое личико! Мимо пролетает Аншел, хватает меня и мчит куда-то в джунгли.
Я заливисто смеюсь, Сая воет за спиной, размахивая катаной и снося на своем пути все подряд. Сзади надрывно кричат "Сая!.." и она тут же разворачивается, а мы останавливаемся и, переглянувшись, возвращаемся, чтобы понаблюдать то, как драматический герой готической пьесы втирает речи о высоком, а Сая, воя, пытается пошинковать его в салат. Аншел шипит мне, чтобы я заткнулся, но мне так смешно, что я все равно ржу на пол-джунглей. А еще Сая красивая. Сая в своей злости так хороша...
Угадайте, кто победил в неравной схватке?
Сая убегает куда-то в джунгли, видимо, по направлению к ближайшей деревни, а мы с Аншелом входим вовнутрь. Прямо у входа валяется Хадзи, весь из себя страдающий и в крови. Переступаю его, без особого интереса оглядываясь. Рядом ворочается какой-то молоденький тип в униформе ВС США, Аншел направляется к нему, я иду дальше. В соседней комнате больше выживших - аж два. Второго солдата ВС я доедаю, а биолога, рассмотрев, оставляю в живых. Оливер Нортон валяется без руки, красота.
- Лаос - в ту сторону, - дружелюбно направляю я его и разворачиваюсь.
Хадзи все еще страдает. Смеюсь, стоя над ним, причитаю, что жизнь его потрепала. Хадзи из последних сил пытается воткнуть в меня нож, лезвие царапает по икре. Пинаю его в бок с размаху, чтобы не выступал.
Напоследок Аншел, одной рукой придерживая какие-то бумаги и бутыли, стреляет Хадзи в живот, а потом мы, наконец, уходим. Проходим мимо копошения - полудохлый вьетнамец пытается выбраться из-под дохлого вьетнамца, которым его привалило.
Пока недалеко ушли - может, вернуться за Нортоном? Или нет?..



игротехника - котята, сердца, герой-Эра, красавец-Марта, женщина-с-катаной-Манькофа! Марго от души отыгралась на оставшихся в живых, добро!
игроки - крутые, невероятно крутые и такие проебщики! но вообще, это очень круто - поиграть в такое. не когда все молодцы и все хорошо, а в проебы, которых тоже в жизни полно. Каждый по-своему неимоверно крут.
(Венсан, ты кончил!.. эту жизнь красиво. вот серьезно, круче всех отыграл глюк, просто огонь )

ящик банановой настойки!

@темы: when my demons hide., те миры.

---

Колошма-Колошма это радость для нас, прокатись-ка в грузовом вагоне!

Когда он зажимает нож в ее руке, он, наверное, даже знает, на что идет. Или нет. Ему не хочется думать - планомерное вонзание острого кончика в тонкие девичьи пальцы оказывает общее умиротворяющее воздействие. Это как метроном, тик-так, вжих-вжих. Пожарская корчится и молчит, упрямая девчонка, вздрагивает, смеется хрипло, мелет чушь про отпуска. Викторин скучает - кто она там, степнячка? Пихтка? Почему-то в голове кружит стереотип, что пихты веселые и пьют.
Веселиса, в противовес своему имени, злая и быстрая, как загнанный зверек. И она не пьет. Никогда и не из чьих рук.
Викторин не пробовал предлагать - за Каховским наблюдал, сердобольная душа. Ну, и на такую душу находятся жополизы типа Кандида.
Пожарская вдруг крепче сжимает нож и делает безумный рывок, врезаясь затылком в челюсть Викторина. Олымский тут же фиксирует вторую руку, но не успевает за первой - после долгих десяти секунд очень тихой и страшной борьбы Лиса изворачивается и вонзает нож в бедро Олымского, отталкивая его. Падая, тот сносит стул, на грохот тут же врывается Каховский и стреляет прежде, чем успевает спросить "чтоувастут".
Лиса корчится на полу - снова без звука, только пальцы скребут по бетону с отвратительным звуком ломающихся ногтей. Левая нога неестественно дергается, а на месте колена - кровавые лоскуты и отчетливая дырочка от пули. Удивительно, что ее так хорошо можно рассмотреть, с какой-то чудовищной отстраненностью думает Викторин, наблюдая, как упрямая Лиса дотягивается и снова сжимает выроненный нож, полная нечеловеческой и нелогической злобы.
Или обиды?
Он размахивается и опускает приклад табельного ей в основание черепа - хрустит и Пожарская обмякает на полу. Сепгей Борисович (ничего себе, и он тут?) что-то сдавленно причитает сквозь зубы, забавный тип. Не гэбня, а блядский цирк. Олымскому все равно - в данный момент, во всяком случае. Ему хотя бы перебинтовали с обезболивающим: из заключенной №66577 Любимый достает пулю голыми пальцами и скальпелем (с каким-то детским любопытством, а что будет-то?).
Ничего не будет - Лиса приходит в себя и бьется затылком об пол в судороге. Сепгей с видимой жалостью вкалывает обезболивающее - еще бы, продукт переводить.
...Когда ее утаскивают по коридору, вывернув запястья искромсанных рук, она плюет в него и смеется. Отбивается, рычит, выкрикивает отрывистое "Мудаки!", "Шавки режима!", "Уроды!". Нога с окровавленной штаниной волочется за ней, как пришитая; Лиса бледная от боли и глаза у нее очень зеленые.
Викторин думает, что когда глаза из темных вдруг так светлеют - это от страха. И от шока. Иногда.
Страшно, а?
Мне тоже страшно.
Бесят такие - злые и выходящие из себя всегда как-то "вдруг". Перестрелял бы всех к Лешему.
Вообще всех.


 

@темы: when my demons hide.

---

демонические дела давно минувших лет.

фаноны + скучные пересказы всем известного
это я так отлыниваю от отчетов!

- Я собираю войско, - выдыхает Аввадон.

- Я собираю войско, - выдыхает Аввадон.
Так, словно мысль какую-то свою продолжает.
Но если он это всерьез, значит, в его голове никакие не мысли, а дивная звенящая пустота. Баал даже прислушивается - но слышит в темноте только дыхание, и дыхание оседает теплом на его обнаженном плече.
- Я видел... Видел. - это звучит так уверенно и просто, как будто одно только "видел" должно мигом все объяснить. Баал закатывает в темноте глаза, но молчит, позволяя брату говорить и дальше - а тот знай себе отпускает вожжи, забывается, трепет, разморенный долгими ласками и теплом бесконечных покрывал ложа.
Трепет и трепет - про контракты, про Владыку, что влез в его контракт и освободил ту сторону от уплаты долга, про то, что Владыка слаб, раз поступает так. Слушал и думал лениво - с каких это пор Аввадон так поглупел, или это его напускной инфантилизм въелся в него окончательно? Слушал и думал о том, что Аввадона скоро не станет, и некому будет приходить к нему по ночам, и что, наверное, придется искать кого-то еще. И не испытывал по этому поводу никаких чувств. Кажется.
Беловолосый - сам себе идиот. Долго варил предателей - сам стал предателем. Долго разжигал войны, вот и сам ввязался в войну. Долго разрушал - теперь разрушат его.
Баал посмеивается в темноте и лениво гладит брата по спине.
Пусть идет.
Пусть.

...А потом он будет смотреть, как по белой коже ползут красной паутинкой трещины, чернеют, наливаются болью. Как будут хрустеть сломанные рога и вывернутые на цепи руки, как обугливаются ноги в пламени, защиты от которого нет - ведь сам Мессир лишил его сил.
Аввадон свисал с цепи с зале, переломанный, сжеванный в неясное месиво - третий Лорд, повелитель войск, жалкий предатель. Мессир позволил делать с ним все, что хочется - Баалу почему-то хочется. Хотя, какая разница, почему? Разрешили - делай. Особенно, когда это старший, ранее могущий тыкнуть тебе, поставить на место в любой момент.
В каждый удар Баал вкладывает всю злость, какая только у него есть. Он иногда представляет на его месте Астарота, чтобы удар был еще тяжелее, и хлещет плетью и мечом, прижигает и плавит, протыкает и режет.
Первым делом он вырвал ему глаза - чтобы не моргал, чтобы не смотрел ошарашенно, как, ты - ты ему сказал?
Конечно сказал, ничтожное ты отродье, недостойное шестого Круга.
На плитки сползают, чавкая и разрывая мышцы, отсеченные крылья. Аввадон корчится на цепи, но молчит, молчит из последних сил, сплевывает собственный язык - и молчит.
Баал бесится и снова и снова заносит руку для удара.
И что-то не так.
Что-то - не так.

Преданность Мессиру - первостепенно в демонической природе. Если демон бракованный, как Аввадон, то Мессира надо известить об этом как можно раньше. Баал и так долго тянул, молчал, потому что Аввадон однажды пришел к нему поговорить, а потом остался до утра. И еще раз. И еще.
Никто ничего не запрещал - но было странно.
А теперь - войско, подумать только! Стоило Аввадону переступить порог, Баал отправился к Владыке и выложил все, что услышал сам.
Преданность Мессиру - а там и поощрение, и сила. Возможность ломать голыми руками того, кто щелчком пальца мог сделать с ним все, что угодно. Убивать его, и смотреть заинтересованно, как умирают сильнейшие - Аввадон вдруг задрал подбородок, будто вслушивался во что-то, будто видел своими провалами пустых глазниц, а потом уронил голову, когда меч Баала погрузился ему в грудь по рукоять.
Дернулся несколько раз, заскреб когтями по полу, затих и истаял черной дымкой.
Звякала в тишине окровавленная цепь.

Шестого Круга не дали - Мессир лично занялся им. Аввадона забывали стремительно - будто того и не было никогда. И Баал в какой-то момент позволил памяти скользнуть и упасть; шестой Круг пуст и там когда-то кто-то был - а сейчас какое дело? Сейчас надо заниматься своей работой и иногда раздавать Астароту тычки, впрочем, умеренные, потому что неумеренных ему хватило и на первый раз.
И что-то скребло на подкорке иногда, когда он смотрел на смятые покрывала своего ложа. Скребло и тут же затихало - да и мало ли воспоминаний бродит в темноте сознания? Он живет не первую тысячу лет.

Мессир всячески поощрял его, приближал к себе, баловал (Астарот бесился умеренно, сохраняя гордое достоинство правой руки Владыки Ада), потому неудивительно, что на Коронацию в Сакти он взял их двоих. Баал и Астарот цеплялись и переругивались в дороге, Мессир посмеивался. Все шло своим обыденным чередом - пока они не переступили порог дворца Сакти.
Мессир скользнул ленивым взглядом цепких глаз, задержался на ком-то в толпе, но лицо его осталось бесстрастным. Баал отметил толпу ангелов, Повелительницу Снов и ее помощника, Империю Кошмаров, прибывшую в числе первых, а еще кучи и кучи разнообразнейших людей, чьи пороки так и манили на поиграться - и с легкого кивка Мессира отправился веселиться. Маскарад ведь?
Ваттенцы держались особняком, переговариваясь, в основном, с Даэджи, Ильма, в лице принцессы Йоханны, оправдывая воздушность, порхали тут и там. Фотия резали глаз ярким пламенем одежд - молодая королева и два ее сына. Баал разговорился с страшим, душа которого и без всяких контрактов после смерти полетит прямиком в Ад, а потом зацепился взглядом за младшего. Тот был бледен, неестественно бледен для жителя пустынь, и волосы его подходили, скорее, снежным шапкам гор Ильмы, чем пескам Фотия. Он улыбался краешком губ, вежливо и ровно общался с каждым, и ответно смотрел на Баала - не отводя зеленых глаз.
Хочу себе, думает Баал. И улыбается принцу.

Маттиас умирал как-то стремительно, словно лучину, вяло тлеющую до этого момента, вдруг подожгли. На красном красного не видно - у него текло по пальцам и капало с губ на пол. Баал раздосадованно вздыхал, чувствуя смутное беспокойство, и предпочитал думать, что беспокоится он о том, что не успеет предложить контракт и не получит себе - а ведь надо поторопиться. Ангелы в него вцепятся, как только последний вздох сорвется с его губ.
И что-то крутилось в душе, скользкое и противное. Если бы, конечно, у Баала была бы душа.

Маттиас упал прямо рядом с ним - два шага отошел от Мессира, с которым о чем-то беседовал, и рухнул, как подкошенный. Баал шагнул вперед, неуверенный, что порыв "Лекаря, лекаря!" Мессир одобрит, поэтому просто неловко перетаптывался рядом, глядя на недвижимую спину. Абсолютно и бесповоротно мертв.
А потом что-то случилось, и Маттиас вдруг громко сообщил, что ушиб колено. И встал, отряхивая шаровары и сверкая широкой улыбкой.
- Что?.. - начал было Баал, а потом похолодел, когда зеленые глаза встретились с его.
- Ну привет, брат, - хмыкнул Аввадон.

В Ильмийском шатре переливались привезенные королем и принцессой бабочки, и весь переливался Аввадон - растекался по софе, кружил по коврам, смеялся раскованно, поил ваттенского короля афродизиаком, улыбался Астароту.
Баал чувствовал, как сводит скулы, как каменное выражение лица прирастает маской. Он ждал удара, ждал немедленных и унизительных приказаний - за все, что было. Не ждал объяснений - Мессир делал то, что считал нужным, хоть это и было в высшей степени глупостью, но было его волей. Все эти годы Баал думал, что убил Аввадона, а тот просто развоплотился, следуя вовремя отданному приказу "Не будь".
Аввадон молчал, позвякивал сережками и браслетами, носился по дворцу, приставая то к тем, то к этим - форменный шестнадцатилетний юнец.
Третий Лорд Ада.
Демон войны.
Баал не знал, что ему делать. И не знал, как называется все то, что в нем ворочалось страшным комком. Просто плыл следом - напряженно смеялся и поддерживал глупые затеи.

А потом Мир щелкнул пальцами,
и привычный мир перестал существовать,
и Баал корчился на полу от бесконечной нестерпимой боли, которая, казалось, разрывала каждую клеточку тела, и слепо шарил руками,
и чувствовал знакомые руки в своих волосах.
И утыкаясь в колени дергающегося Аввадона, он думал, что все это - бесконечная непоследовательная глупость,
если бы, конечно, у него еще оставались силы думать.

В океане всех немыслимых чувств, в одночасье свалившихся на Баала, особенно выделялось невыносимое уныние по поводу всего вот этого. Впрочем, еще хорошо опознавалась радость - стоящий рядом взъерошенный Аввадон, проживший семнадцать лет меж людей и сполна заразившийся их мироощущением, выглядел несчастным, ошалевшим и переживающим шторм страстей. Или это не радость, а "злорадное торжество"? С наименованием еще предстояло разобраться.
И с собой тоже.
Все, что ощущалось все это время - было прозаично и глупо. Злость, ревность, зависть - все это было привычно и знакомо, просто обрело название. А вот любовь, сострадание, милосердие и прочие глупости казались болезненной опухолью в мозгу. Было противно вообще даже осознавать, что ты знаешь, что это такое хотя бы примерно по меркам людей.
А еще было неприятно понимать... понимать... понимать...

Аввадон рядом беспардонно повис сначала на шее у Создателя, а потом у Владыки, лишив Баала возможности выпалить что-нибудь такое, о чем бы он потом пожалел.
Собственно, оно и к лучшему.
Наверное.
Этого Баал знать не мог.

@темы: when my demons hide., те миры.

---

курите фаноны, но бойтесь зависимостей!

- Нравятся тебе девочки?

- Нравятся тебе девочки?
И смеется тихо на ухо, горячий, прижимает собой к кровати. Вроде легкий же, а не пошевелиться.
Андерра смотрит широко раскрытыми глазами в потолок - мимо виска с белыми волосами. Белые волосы щекочут ему щеку. Золотые сережки, позвякивая и перешептываясь в темноте, дотрагиваются до кожи. Он любит сережки - у него свисают из ушей золотые кругляшки и длинные цепочки, и разноцветные камушки, переливаясь, искрятся в бледном свете луны. У него много колец - холодный ободок металла на каждом пальце, перстни задевают за ткани королевского ложа и путаются в золотистых волосах. У него на запястьях браслеты, ремни наручей, на шее - многочисленные позвякивающие ожерелья. И татуировки - вязь татуировок по пальцам, по рукам, на ступнях, на шее, на спине, на груди.
Андерра помнит каждую мелочь и не уверен, что хочет забывать, вытеснять из памяти чем-то другим. Например, таким.
- Ну что ты? - снова смеются ему на ухо. - Сам же хотел вспомнить, просил даже. Звал меня - и я пришел. Я даже ничего взамен не прошу, а ты такой вредный... А я тебя королем сделал...
И смеется снова, тихо, и тихо перезвякивают его украшения.
Андерра закрывает глаза.
- Нравятся девочки? - Существо на нем сжимает его бедра коленями чуть сильнее, ползет пальцами по оголенному плечу. - Королева Эсдрас... Девчонка... Подумать только! - потешается над чем-то своим, но большего не говорит, только волосами своими белыми щекочет. - Коротки волосы у твоей королевы, как у мальчишки!
Королева-"мальчишка" спит в соседних покоях и Андерра молит Создателя, чтобы она не проснулась.
Она была недовольна тем, что он вновь отослал ее из своей комнаты, сославшись на работу. Она по-прежнему не знает, что вот уже третью ночь подряд приходит он, ступает босыми ногами по ковру, забирается по-хозяйски в кровать, ввинчивается шепотом в уши.
И ведь сам позвал.
Сломался. Позвал.
Теперь он приходит.
- Ну что ты, Андерра? - демон вьется по нему, ластится, как большой зверь. - Отчего такой молчаливый? Чем хмур? Может, тебе я не нравлюсь? Может, ты кого другого ждал? - и снова прижимается губами к уху, и снова шепчет. - Ты мне так нравишься, Андерра, что я платы с тебя не прошу, был бы поласковей...
Андерра мучительно медленно скользит ладонями с простыней на горячие лопатки демона и тот урчит от удовольствия.
Сережки звякают в ушах, когда он прижимается виском к груди короля Сакти.
- А я, знай себе, грустил-шарахался от тебя, даже думал когда-то, что ты с демонами якшаешься. А ты такой правильный... - он снова смеется. - Предрассудками вон, полон. А теперь я прихожу к тебе - а ты не рад мне больше. На девчонку меня променял? Ну променял и променял, зачем звал тогда?
- Маттиас... - прерывисто выдыхает Андерра, а демон на нем замирает на секунду, и эта тишина опаснее всего. Так замирают звери перед прыжком.
Но напряженная линия спины под пальцами Андерры исчезает, и демон вздыхает в ответ, и во вздохе его скользит легкая печаль.
- Нет и не было Маттиаса, мой король. Привыкни звать меня Аввадоном и нам обоим будет легче.
- Я не помню тебя-другого, но знаю, что он был.
- Не было. Я спал, а потом проснулся. Но это был я, просто ты звал меня Маттиасом. Вы все звали.
Андерра медленно скользит пальцами по ребрам демона, не уверенный ни в чем. Память возвращается медленно и мучительно - демон не просил платы и волен делать все по своему усмотрению. И он мучает его, сознательно или нет, всыпая ему в голову осколки и обрывки - первую их встречу, дворцы Фотия, красный тюрбан, горячих фотийских коней на праздничной охоте, яркие татуировки на бледной коже, вальс на Испытании-коронации, горы фиников, алую кровь на побелевших губах. Осколки и обрывки. Бессвязные моменты вспыхивают и тухнут, как светляки. Осколки и обрывки царапают до крови, и реальность смешивается, смазывается, подменяется, и Андерра не знает, где в самом деле его память.
И Андерра не знает, чему верить, да и можно ли верить демонам?
Этот какой-то неправильный.
- Рассвет, - нарушает тишину Аввадон, приподнимаясь на локтях, и его белые волосы скользят по плечам, как легкие занавески у кровати короля. - А вам еще править, мой король, - его губы трогает усмешка. - Спите.
Он встает, по-звериному перебравшись к краю ложа, ступает босыми ногами к распахнутому окну, за котором сереет предрассветное небо.
Андерра закрывает глаза, а потом подрывается, садясь в кровати.
- Подожди. Ты вернешься завтра?
Аввадон смеется от окна, встав в пол оборота.
- Конечно, мой король. Вы только позовите.

@темы: when my demons hide., те миры.

---

несколько баечек с игры переросли в несколько фичков по мотивам.

- Олени, - глубокомысленно изрекает Андерра, глядя Маттиасу прямо в глаза.

- Олени, - глубокомысленно изрекает Андерра, глядя Маттиасу прямо в глаза.
Уточнить, видит ли наследный принц Сакти оленей в его глазах или "Олени" - это какой-то пароль, Маттиас сразу не решается, сперва надо поймать качающегося Андерру и установить в более-менее вертикальное положение.
- Ты мне нравишься, - с нажимом повторяет сказанное чуть ранее Андерра куда-то Маттиасу в тюрбан. И, поразмыслив, добавляет. - Очень.
- Вам нравятся олени? - аккуратно спрашивает принц Фотия, выбирая, куда бы посадить его Высочество, чтобы тот не упал. Видимо, принцесса Йоханна все же перешла с угощения гостей коронации блинчиками на угощения знаменитой пыльцой с крылышек ильмийских бабочек. Старший Райджи пал одной из первых жертв с метафоричном плане, однако не пал физически и сразу пошел признаваться в любви объекту своих давних воздыханий.
- Нет, ты. Ты самый прекрасный олень среди всех... нет, не то, ты не олень, ты лучше оленя! Ты лучше всех оленей, потому что ты не олень!.. - вдохновенно плетет Андерра, вяло переставляя ноги следом за Маттиасом, но тут останавливается, как вкопанный, заглядывает в зеленые глаза наследника Фотия и проникновенно шепчет, - ...и всюду - море! И в нем плывут олени...
Маттиас смеется, приобнимая наследного принца и все же усаживая его на софу в зале.
- Так не замочите в нем ноги. И аккуратнее с оленями, у них все же рога и копыта. Они могут больно задеть вас, пока будут плыть.
- Ничего, я выдержу, - безапелляционно отрезает Андерра, хватая Маттиаса за руки и притягивая к себе. - Ты тоже выбирайся из моря, давай я тебя спасу!
- Спаси, - легко соглашается фотииец, влезая на софу с ногами ("Национальный менталитет!"). Андерра утягивает его на свои колени и крепко обнимает, уткнувшись в шею со спины.
Маттиас слушает размеренное дыхание принца и думает о том, что скоро умрет. Что скоро слабое человеческое тело совсем перестанет выдерживать демона внутри и порвется, как плохая бумажная обертка, что боль задушит его, вывернет наизнанку все горячее и пульсирующее, что еще остается. Что сегодня он не смог сдержать рвущийся из горла кашель, и не раз. Что все короли видели слабость Фотия. Что он сам абсолютно не годится в короли.
И абсолютно не заслуживает любви наследника Сакти.
- Ты мне правда нравишься, - бубнит в ответ на его мысли Андерра, обвивая руками чуть крепче. - Очень сильно.
"Ты мне тоже", - думает Маттиас. А вслух тихо смеется:
- А как же олени?
Снова и снова уворачиваясь от прямых вопросов и утверждений.

@темы: when my demons hide.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

из неизданных отчетов, часть два.

Город Цепей, 24-25.09.2016

мастер-мастер, можно я поиграю пиратку-мулатку без штанов, хотя у меня нет ни темной кожи, ни красоты, ни сисек?
можно! - опрометчиво и радостно воскликнул мастер. - я дам тебе сапоги и юбку!
...и ведь дал.

вне хронологии, как обычно, просто запомнившиеся моменты.

...Позвала всех Владычица Церкви, жилплощадь любезно предоставил Хоук, а встречаю всех почему-то я.

...Позвала всех Владычица Церкви, жилплощадь любезно предоставил Хоук, а встречаю всех почему-то я. Это настолько алогично и в духе Гаррета, что ладно, даже привычно что ли. Понятия не имею, как приглашают высоких господ на прием, поэтому просто распахиваю дверь в... что это? передний зал? прихожая? закуток как бы после двери, но как бы еще не в доме? и радостным воплем возвещаю, что харэ толпиться, можно проходить, только ноги вытереть не забудьте. И с чувством выполненного долга возвращаюсь в зал, где на шикарной красной софе нагрето местечко - между Гарретом и Фенрисом.
Мы тут на правах "мы пришли пораньше, потому что можем" - я, Фенрис и Андерс (гремучая смесь!). Все остальные наши друзья не такие нищие голодранцы и имеют хоть какой-то вес и значимость - Авелин в бронесиськах бодро рулит стражей, Себастьян - принц, близнецы Хоук-младшие дослужились до постов... ну и так далее. А мы? А что мы - у меня нет штанов и корабля, у Фенриса - своего жилья и памяти, у Андерса - своего кота и веры в светлое будущее. Короче, мы голодранцы-содежанцы. Пришли пожрать за счет Гаррета и поржать над приемом. Во всяком случае Фенрис сегодня аж в приподнятом настроении, еще не выпил, но уже шутки шутит и даже за бедра меня лапает. Я не против, красавчик, продолжай!
Гости то и дело подходят выказать уважение и поблагодарить за прием хозяина поместья (хозяин сидит на спинки софы, закинув грязные ноги на подлокотник и разве что показательно в зубах зубочисткой не ковыряется. ах, обожаю Гаррета!), а мы ржем с Фенрисом в два голоса, перемывая кости всем подряд.
Поближе проталкивается Варрик (важное лицо, ему аж приглашение выписали отдельное!), садится рядом, бережно сгружает Бьянку с плеча. А у него в приглашении выписано +1? А если нет, он уже должен начать обижаться, что Бьянку обесценивают и все такое?
Прием - это ужасающе скучно. Все, что тут есть хорошего, помимо Гаррета, Фенриса, Андерса и Варрика - это симпатичный дворянин в черном, симпатичная эльфийская служанка и лицо Карвера. Ну просто над Карвером можно шутить в любой ситуации, он был создан для разряжения напряженных ситуаций. Гаррет, собственно, этим и занимается.
Бетани хороша. Как-то повзрослела, собралась. Ее мягкая нежная женственность, подчеркнутая мантией, в сочетании с каким-то ну очень твердым внутренним стержнем... Заглядение, в общем, гордость семьи растет.
Банн Теган приехал, смотрит на все сборище скучающе, про Али.... его Величество короля Алистера не распространяется, про Героиню тоже молчит. Эх, славное было время...
Мерриль благоразумно смылась с этого праздника жизни, и мабари с собой забрала. А вы говори - глупая, наивная! Да котеночек даст вам всем фору в дальновидении ситуаций, которые плохо пахнут.
(Все мы знаем, что весь этот прием - одно сплошное дерьмо, наступить некуда).
(Все мы знаем, но ведь приперлись, авантюристы хреновы).
Ну и что? Авантюризм лезет из всех щелей - Фенрис что-то громко вопрошает про дворянина, которого Гаррет и Ко раскатали на прошлых выходных в замке Эн, и к нам тут же проталкивается не в меру ретивый орлеец, держа наперевес розы (ууу, страшное оружие!). Требует извинений перед прахом его отца. Фенрис, разумеется, кладет на все его требования, за что и получает палкой по спине. Да не единожды! Ух, надо видеть эти зеленые глаза и опасно вспыхнувшие на мгновение метки, он аж весь подбирается, вскакивает... Я встаю рядом - ну не то, чтобы я хотела вписываться в политический или какой там конфликт, но это же драка! Весело! Да и лупить Фенриса палкой не дам, только я могу его шлепать. И Гаррет. И явно не в таких условиях.
А дальше начинается самая нудная словесная дуэль в моей жизни, орлейца аж заело на это "Извинись перед прахом моего отца", Фенрис то ржет, то рычит, Гаррет тоже пытается держать лицо. Еще и Мередит с воплями "Арестовать отступника!" прибегает, Андерс как нашкодивший кот проталкивается поближе, обнимаю его за талию и первой замечаю, что его начинает трясти. Ой, давай только без светопредставлений, любовь моя... ну... ну... Андерс из последних сил бормочет "Огрей меня чем-нибудь!" и я любезно и быстро ударяю его рукояткой кинжала. Он обмякает в моих руках и валится на софу, ну хоть не светится больше. Всем интересующимся тут же плету, что Андерс опять перебрал вина, которого ему нельзя, аллергия - страшное дело, спасибо, помощи не требуется, он у нас врач от Создателя, сам себя полечит, как очнется. За спиной вырастает Карвер, успеваю пробормотать слабо шевелящемуся Андерсу на ухо, чтобы он лежал и отдыхал и в себя не приходит (может, Карвер пока отлепится?)
(Карвер никуда не отлепится, он полвечера за Андерсом протаскается).
(Служебный долг, эх).
Возвращаюсь к орлейцу и Фенрису, в смысле, просто поворачиваюсь, они с места так и не сдвинулись. Участливо спрашиваю, на том же самом ли они месте. Фенрис вздыхает и говорит, что да.
Приемы.
Блять.
(Я даже не помню, как там конфликт решили).
Помню, что мы сидим и в итоге придумываем словарь орлейских ругательств. Из серии "Бастард - незаконнорожденный, вне брака появившийся ребенок, отца-матери не имеющий, и ничего другого тоже не имеющий". Чем длиннее ругательство - тем оно, видимо, тяжелее. Отличное развлечение.
(Где-то с этого момента вина становится больше, а возможности отслеживать события так, как они были - меньше).

...То и дело сцепляюсь с Андерсом - он все мрачнее и все больше встревает в неприятности, я прямо вижу, как он туда по уши зарывается. Прижимаюсь привычно, шепчу, чтобы перестал. Ну не надо. Ну зачем встревает. Нахрена ему драконий камень и селитра?
Он отодвигает, выворачивается, молчит. Я ему надоела, знаю.
Но не переживать за него не могу.
Изабелла, да что с тобой такое, где твой природный родной разумный эгоизм?

...Симпатичный дворянин в черном общается со мной не как с, внимание, пиратом, шлюхой или убийцей из Нижнего Города, а как с девушкой(!) и этим покупает меня с потрохами. Обсиживаю ему коленки, позволяю аккуратно поцеловать руку и вообще полностью теряю голову от такого обращения. Ну до чего милый! Представляется Травельяном, говорит, что недавно умерла его жена. Сочувствую его потере в свойственной себе манере - уже спустя часа четыре после начала приема настойчиво увлекаю его в одну из коморок у Хоуковском поместье, где утешаю по полной программе. Он снова меня удивляет, проявив какую-то крышесносибельну нежность, а потом еще и обнимая и шепча, что хотел бы, чтобы я пришла в гости в его поместье, и что корабль он мне подарит, и детишкам будет интересно послушать про морские приключения. Он или блажной, или тут подвох, но пока он такой невыносимо милый, что я на все согласна.
(А потом он будет с пеной у рта требовать с меня тот самый свиток, что отдал мне незадолго до приема Зевран, не сообщив, кому его вообще передать. Свиток давно осел у Таллис, свитка у меня нет, там какие-то списки на кунарийском (я узнаю имена и страны, не зря мать учила меня кунарийскому (или зря?)), Травельян хочет ослабить кунари, мстить всем за смерть жены... Заканчиваю наш бессмысленный диалог горькой фразой "ты такой же, как все", и до конца вечера мы больше не разговариваем).

...Гаррет смешной, смешно орет, смешно обзывает Карвера, смешно закатывает глаза и смешно режет себе вены. Не, ну это Гаррет. Не могу начать за него волноваться, он мне такой... бро. Правда, именно к нему я иду неловко покаяться, что знаю, в чем дело с Эльтиной. В смысле, знаешь, пока вы тут были в Виммарских горах... Я выполняла заказ... Ну там, сходить, соскрести... Соскребла... Кажется, вот этой тетке и отдавала... Ну....
Гаррет хлопает себя ладонью по лбу.
Щит хэппенс, дорогой, ты же знаешь.

...Эльтина никого не узнает, считает всех за порождений тьмы и читает молитвы. Пока все гомонят вокруг, Мередит то и дело подкашивает всех магов вокруг своими храмовничьими штучками и Андерс в сердцах выплевывает "Дура!" жутко обиженным голосом, я подкрадываюсь к Эльтине и вырубаю ее нежным ударом в висок. Лучше висок, чем сердечный приступ, мадам она пожилая, нервы надо беречь. Я, сегодня, видимо, работаю так - оглушаю направо и налево и не только своей сногсшибательной... обаянием. Обаянием, конечно.

Пока вокруг развертываются политические страсти, убийства преподобных матерей, выходы в Тень и прочая ерунда, я пью.
Мрачно.
Много.
Варрик пьет за компанию.
(Демона в теле Петрис завонзали и хорошо).

В перерыве между попытками убийств Эльтины, демонами и Андерсом-который-покрылся-голубенькими-трещинами и прет напролом крушить храмовников, мне даже удается потанцевать. Себастьян сует мне в вырез мешочек с монетами.
Мы безуспешно пытаемся поиграть в порочную благодетель, а еще Штрауд не хочет со мной танцевать. Вцепился в дверь и орет, что он старше меня на пятнадцать лет.
И ЧТО. ЧТО ЭТО ЗА АРГУМЕНТ ВООБЩЕ.
Оставляю его в покое, он скучный.

(Смотрите, как я счастливо избегаю всех рассказов о том, как много было всякого дерьма и как много надо было решать всякой херни. И неважно, что я успела плотно посотрудничать с Таллис, вывернуться из всех скользких разговоров и никому ничего не рассказать. Как будто для кого-то это новость).

Таллис не хочет со мной спать, ей Кун не позволяет.
Сую ей чертов список, на, сожги его за меня. Таллис вроде счастлива. Меня ей тоже надо убить, вроде, но пока мы сотрудничаем и ей не до того.
(потом она скажет, что список меня искупил).
(Ну да).
(Как же).

Фенрису удается вырвать из рук Мередит меч. Я стою прямо за его плечом, скрытая тенью, тихо шепчу его, чтобы отдал меч мне. Он не слышит, сует его в руки Штрауду, тот убегает. Таллис матерится рядом, скрытая той же тенью, я по стенке бесшумно пробираюсь к выходу и следую за коммандором. Тот в другой комнате, с ним Серые Стражи полным составом. И среди них Бетани, отлично, вдвойне подверженная влиянию этой дряни!
Штрауд стоит, вцепившись в меч, шатается, лихорадочно бормочет про перспективы. Сигрунн уговаривает его бросить бяку. Странно, но уговоры воздействуют. Все наперебой орут друг другу не подходить и толпятся, как стадо бронто.
Вздыхаю.
Цыкаю.
Порицаю всех мысленно.
Выступаю из тени, очаровательно улыбаюсь, хватаю меч и даю деру, пока не догнали. Разъяснять всем, что я делаю доброе дело времени нет. Все равно никто никогда не верит, что я способна на добрые дела.

Ныкаю меч в самом темном и труднодоступном уголке поместья. Черт с ним, вот гости разойдутся, и разберемся, в какой части Недремлющего моря мы его утопим.
(Потом Авелин сначала будет долго допытываться, где меч (на меня подействует только один разумный аргумент - "Надо, чтобы об этом зал не один человек, потому что мало ли что"), а потом расскажет, что один из орлейских аристократов согласился помочь в поиске гномов-профессионалов, чтобы не просто утопить меч, а максимально его разобрать и обезвредить. Пожалуй, это разумно).

Банн Теган вызывает Мередит на дуэль.
Шоу просто-таки, в зале толкучка, все собрались смотреть. Мы с Таллис прокрадываемся к Тегану и Мередит вплотную, переглядываемся, киваем друг другу и синхронно их вырубаем.
Ибо нехер, заебали кровь лить, Гаррету и так оттирать всю переднюю от кишок Петрис.

В конце вечера Эльтина читает очередную нудятину из Песни Света, Андерс рядом давит то смешки, то рвотные позывы и качает меня на коленях. Вот это мой Андерс! А та синяя херня определенно ему не идет.
Авелин выбирают новым наместником, Гаррет пафосно опускается на колено, мы с Андерсом все портим, Андерс просто падает как пьянь, а я ору с пола, уткнувшись в него лбом, что делаю это, чтобы Авелин было стыдно.
Отлично, пафосный момент разрушен.
За окном занимается рассвет, все относительно живы, не ранены, довольны, а я вишу на Андерсе, и мы прекрасно знаем, как закончим этот вечер.

Ну а что еще нужно?

_______________________________________________________
ЯЩИК ЛИРИУМА И ВСЕХ ОБРАТНО.
Драгонага - это мой самый любимый, самый родной, самый важный мир. И я не могу не быть благодарна мастерам за эту невозможную, прекрасную, замечательную возможность - БЫТЬ там, ЖИТЬ там. Это счастье, это такая эйфория.
Спасибо за атмосферу, за людей, за разговоры, за каждую мелочь, которая заставляла поверить - за окнами Тедас, за окнами Киркволл, за окнами драконы и башни Кругов, за окнами кунари и долийцы, за окнами недавно был Пятый Мор.
Спасибо игрокам - это самая красивая игра в плане костюмов лично для меня, потому что собрать костюмы из говна, палок и всего, что было под рукой, настолько круто, настолько БЛИЗКО - это же готовый косплей!
Преображения игроков, Хэл в роли Мередит это ОР ВЫШЕ ГОР, ФАНАТСТВО, а Мори-Эльтина!! А Тигрисс-Травельян! Варрик! Бетани! Карвер! Фенрис! Таллис! ВАРАНЬЯ ОЧУМИТЕЛЬНО КРАСИВА, УСЫ ШТРАУДА, ОРЛЕЙЦЫ!
Отдельно мне необходимо выделить ПАЛКИ МАГОВ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ЭТО ОФИГИТЕЛЬНЫЕ ПАЛКИ, ДРАКОНЧИКИ ОРСИНО, ПАЛКА-СВЕТЯШКА ХОУКА, ЧЕРТОВЫ МАГИ, ПОЧТО ТАК БЕЗБОЖНО БЕЗСОЗДАТЕЛЬНО ХОРОШИ.
Спасибо вам - всем и каждому.
Не прощаемся, я надеюсь!